— Танцоришка, говоришь! — Карнач злобно выпучился на Фоминцева. — А если представить, что этому танцоришке Петр Олегович ни за что ни про что вынес смертный приговор? А танцоришка решил за это Петру Олеговичу секир–башка сделать! Что он горел желанием отомстить и другим людям, которые, возможно, также участвовали в вынесении приговора, и для этого хотел во что бы то ни стало избежать ареста? Почему бы танцоришке в таком случае не замочить охранников, не спалить бесценную лабораторию? Ненависть способна и самых обыкновенных людей превращать в сильных, изворотливых и беспредельно жестоких. Тебе ли, Фоминцев, не знать?
— Ну и чем же Петр Олегович мог возбудить такую патологическую ненависть у Самойлова?
— А вот чем. Полюбуйся! — Карнач с торжествующей миной швырнул папку, которой досель размахивал, на стол перед Фоминцевым.
— Что это?
— Заключение патологоанатома.
«Смерть наступила в результате отделения черепно–мозговой части тела от тканно–скелетного туловища…» — забубнил Фоминцев. (Ментояз! Автору «1984» для стилизации оного попросту не хватило б фантазии.)
— Ты снизу читать начинай, — перебил Карнач. — Про «отделение» я без заключения догадался.
— Что?! — воскликнул обычно невозмутимый Фоминцев, последовавший совету генерала.
— А то, ёшкин кот! Миронов был ВИЧ-инфицирован. А из этого следует, что мог инфицировать Самойлова, соображаешь?
— Но Самойлова мог также инфицировать и кто–нибудь другой. Наконец, еще нужно разобраться, кто кого инфицировал. Вполне может оказаться, что Самойлов — Миронова.
— Может. Однако похоже на то, что Миронов даже не догадывался, что инфицирован, а у Самойлова, сделавшего анализ, поехала крыша, и он задумал во что бы то ни стало наказать переносчика. Так как точно не знал, кто его «наградил», то в помутнении рассудка решил убивать всех, с кем вступал в половой контакт. Не единичный, кстати, случай… Не понимаю таких людей, — вздохнул Карнач. — Ну, подцепил заразу — будь человеком, сдохни достойно. Нет, норовят счеты свести. Бывает и похуже, когда ВИЧ-инфицированные ставят перед собой цель утянуть за собой в могилу как можно больше людей и умышленно инфицируют еще сотни людей. Впрочем, это характерней для ВИЧ-инфицированных проституток, которые из нимфоманок превращаются в мужененавистниц.
— Вы хотите сказать, что Самойлов убил кого–то еще?
— Похоже на то, — уже спокойно ответил Карнач, отмыкая сейф и вынимая початую бутылку коньяку. — Если учесть, что до Миронова в Киселевграде был убит еще один ВИЧ-инфицированный гражданин. Этак аккуратно, без следов убит. Не столь, правда, заметный.
— Некто Яновский?.. Помнится, был такой гражданин. Все верно — инфицированный.
— Он самый. Между прочим, тоже танцор театра оперы и балета. Ведь явная цепочка прорисовалась: Яновский — Самойлов — Миронов. Все трое извращенцы. Двое из них однозначно ВИЧ-инфицированны, что подтверждено заключением медэкспертизы, третий, Самойлов, тоже инфицирован, ясно как божий день. Наличие цепочки у тебя вызывает сомнения?
— Да вроде нет, — вяло согласился Фоминцев.
— Двое из них убиты. Какой вывод из этого следует?
— Что Самойлов мог стать убийцей и Яновского, и Миронова… — задумчиво констатировал Фоминцев. — Ведь действительно — схема. На первый взгляд кажется притянутой за уши, однако если вспомнить, какие страсти загораются в среде ВИЧ-инфицированных… Схема и есть, — вздохнул Фоминцев так, словно что–то проиграл.
Генерал располовинил коньяк на два емких фужера.
— Извини, Гунар, погорячился, наорал.
— Ну что вы, Григорий Калинович. Понимаю — нервы.
— Если бы этот гад хоть лабораторию не трогал, — взгрустнул генерал. — В общем, плюнь ты на завод. Ну, химичили там, понятно. Водка левая, водка правая — обычная система. Как это у Твардовского?.. А, фиг с ним, с Теркиным. Займемся заводом еще. Как–нибудь в другой раз займемся, хорошо? А сейчас давай не распыляться, а. Слови ты мне этого фашиста–поджигателя, убийцу, короче, зараженного. Да и закроем дело. Если справишься до конца недели, я уж Ольге Генриховне намекну. Ну, сам понимаешь. Ты ведь хотел квартиру купить.
