В человечьей любви и телесной сласти банник понимает более всей остальной нежити. В бедных семьях, бывало, молодым на первую ночь стелили не в доме, а в бане. Ради такого дела баню не топили – и так жарко будет. Шуточка была: подняв на другой день молодых, вытаскивали из-под полка будто случайно оброненное яблоко, показывали гостям – вчера, мол, было свежее, а с утра – печеное.
А уж сколько народу по банькам шальным манером любовью тешилось, о том банник знает, но другим не говорит. Ему до наших законов и обычаев дела нет, у чисти один закон: любишь – ну и в добрый час! Вот тебе крыша от непогоды, четыре стены от ветра и нескромных глаз. А сверх всего – расположение древних богов. Настоящие боги сами в любви понимали и не стеснялись сходить к людям, зачинать детей с ними и от них. Своей любви не стыдились, любили у всего мира на глазах и человечьей любовью любовались. С тех самых пор страсть людская любовью и зовется. Когда небо любится с землею, божественное семя истекает частым дождем, и земля от того расцветает, рождая всякое произрастание.
Это потом, из бесплодных восточных пустынь, где дождика сто лет не дождешься, пришли аскеты, монахи и иной черный люд и объявили любовь грехом. Потому с новой верой у мелких людских помощников и нелады. Это ж до чего должна иссохнуть душа, чтобы женщину сосудом скверны назвать, а детей поделить на законных и выродков! У матери-земли каждый цветочек законный, любая бурьянина и колючка. Народ потому так и зовется, что ему все родные, незаконных детей у него не бывает. И для банника незаконных детей нет, уж он-то знает, что все одинаково зачинаются, одной дорогой на свет приходят.
Но все-таки удобнее, чтобы ребятишки в одной семье жили, у одной мамки под крылом, у отца под защитой. И в этом деле баннику равных нет. Пойдет пара париться, от огня разгорятся, от воды – прохладятся, а как напарятся, начинают друг дружку мыть. А там мытье неприметно переходит в ласки и творится великая служба истинному богу. Ему не нужны свечи и каждение, не угодны всесожжение и великопостные бдения. Служение это всегда радость, душевная, но и телесная тоже.
Говорят, древние боги требовали кровавых жертв и за то наказаны нынешним забвением. Может, оно и так, только банники, домовые и овинники никаких себе жертв не требуют, за так стараются, разве что под праздник хозяева пивом угостят. Старших богов запечная мелочь не видывала, как, впрочем, и нынешнего бога, чья парсуна в красном углу пылится. Так что баннику все равно, во что люди верят: в крест или кочергу, – лишь бы жили по правде. А правда кровавую жертву признает только ту, что приносит женщина, рождая нового человека, или мужчина, когда идет защищать свой род от иноземной напасти.
Воинские дела – мужские, а банник произошел от огня и воды – стихий женских, так что и жертва ему нужна женская. Мужчина в таком деле сбоку припека: выносить дитя не может, родить не может, грудью кормить не может – убогое существо! Но и без него тоже никак. Идут супруги в баню вдвоем, а возвращаясь, порой несут под материнским сердцем будущего ребенка. И уж банник постарается, чтобы Ляд к малышу не пристал, да и Лихо стороной обходило. Свой все-таки, на глазах зачат был.
Любовные чары несложные, так что вскоре Виталик увивался вокруг Елены, словно кот возле крынки. Лена как поняла, чего муж хочет, так вскинулась: неприлично это – в бане! Ясно дело, что неприлично, в любви главное не лицо, а то, что баннику из-под полка видать. А с лица не воду пить, были бы глаза светлые да щеки румяные, такая девка кому угодно полюбится.
Ленины капризы банника не огорчили и не возмутили. Коли и впрямь бабе неловко с мужем в бане ложиться, то и не беда, ночь близка, любовного пыла пара не растеряет, а как у них все было, потом можно домовушку расспросить. Знал Банек и способы, как любую недотрогу растопить, но пользоваться ими не спешил. Когда двое могут сами договориться, посторонние чары будут лишними.
И все же что-то Баньку в городской бабе не нравилось. Не то порча какая в ней имелась, не то – чуждость нечеловечья. Банек присмотрелся колдовским взором и ахнул: в утробе у бабы, в самом, можно сказать, женском месте торчала железная проволочина, навроде пружинки. Это кто ж бедную так изурочил, да и как возможно над живым человеком такое сотворить?!
