Число зверя - страница 287

и вопросы семейных отношений в условиях полигамной полиамории. Во всяком случае, именно такое впечатление возникает при первом прочтении.

Смутное ощущение, что романы созданы механической стыковкой двух разных произведений, постепенно трансформировалось в подозрение, а подозрение вылилось в гипотезу: допустим, случилось так, что автор внезапно исписался. У него возникла боязнь чистого листа, отсутствуют идеи или что-то в этом роде. Как поступит автор? Конечно же, он полезет в закрома и достанет оттуда черновики недописанных произведений. И вот он сдувает с них пыль, перечитывает и начинает писать продолжение. Естественно, годы прошли, прежние мысли и идеи уже не кажутся такими захватывающими (да они и не были таковыми в момент написания, иначе рукопись не отправилась бы в архив), поэтому дописывает роман совсем другой человек и завершает некогда начатый сюжет совсем другая концовка, с другими акцентами и совсем-совсем другими идеями. Конечно, это была так себе гипотеза, мне нечем было ее подтвердить, кроме своих субъективных впечатлений, и тогда я не знал, что именно так и была написана «Марсианка Подкейн». Но «Подкейн» была вне всяких подозрений — и плохо замазанные швы мне виделись только в «Коте» и «Звере». С умозрительными гипотезами всегда так — они либо не работают, либо срабатывают не там, где ожидалось. Но если насчет «Кота» я (по-видимому) заблуждался, то «Число Зверя» действительно оказалось гибридом — хотя между написанием части «До» и части «После» прошло совсем немного времени.

Итак, с чего началась эта история? Она началась с очень длинной паузы: после 1973 года вплоть до 1980 года Хайнлайн не опубликовал ни одной книги. Не то чтобы он вообще ничего не писал, он написал и прочитал лекцию в альма-матер, написал две научно-популярные статьи о биологии крови и Поле Дираке, подготовил переиздания старых вещей… но при этом Боб не написал ни строчки беллетристики. К 76-му году у писателя наступил упадок физических сил, Хайнлайн спал по шестнадцать часов в день, а оставшиеся восемь проживал как в тумане. Кровоснабжение левого полушария мозга было нарушено, и писатель медленно и неотвратимо приближался к состоянию овоща. И все же в 1977 году после четырехлетней паузы Боб собрался с силами и снова сел за машинку. Ему было тяжело, он чувствовал приближение финала, и за поддержкой он снова обратился к прошлому, чтобы оттолкнуться от него в будущее. Но на этот раз он не стал переосмысливать свои прежние «ювенильные» темы, а двинулся еще дальше, к истокам, к той искре, что пробудила в нем любовь к фантастике. «Алиса в Стране чудес», «Путешествия Гулливера», «Волшебник из страны Оз», «Принцесса Марса» и «Серый Ленсмен» Дока Смита. Хайнлайн взял их миры и героев, поместил всех в разные вселенные и объединил историей приключений четырех беглецов на чудесной машине, скачущей по множественным вселенным Мультиверсума. Теоретической основой этого мэш-апа стал «эсхатологический пантеистический коллективный солипсизм», или, иначе говоря, концепция «Мир-как-Миф», согласно которой все выдумки реальны, а реальность — та же выдумка. Не зря в качестве названий частей романа Хайнлайн взял известную притчу Чжуанцзы о мудреце, которому приснилось, что он — бабочка, а проснувшись, он не мог понять, кто он: то ли мудрец, которому приснилось, что он бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она — мудрец. Главные герои романа тоже весьма затейливы — по сути, это расщепление одной личности наподобие «Алхимического марьяжа Элистера Кромптона» Роберта Шекли. Каждый из них является носителем гипертрофированного свойства характера (или одной из четырех стихий — Дити-вода, Хильда-огонь, Джек-земля, Зеб-воздух). Хайнлайн давно пытался использовать смену углов зрения для придания глубины картине, но никогда не распространял этот прием на весь текст. Конечно, он не пытался сделать что-то радикальное (условно говоря, написать свои «Ворота Расемон»), он всего лишь пытался добавить немного стереоскопичности, но это был серьезный стилистический эксперимент. Еще более затейлив роман текстуально: он насыщен шутками, каламбурами, чехардой раскавыченных цитат и анаграммами. Например, имя всеми нелюбимого профессора (возможно, замаскированной «черной шляпы») Neil O’Heret Brain — это анаграмма имени rOBert A. HeiNlein. Одним словом, роман «Панки-Барсум» был замечательной постмодернистской задумкой… вот только реализация подкачала. И подкачала очень сильно.