Меж тем Чингиз Айтматов, которому скоро исполнится тридцать, писал всё более и более активно.
Литература сделалась его судьбой.
Он очень редко делился тем, что Анна Ахматова называла «тайнами ремесла», у него не было привычки комментировать собственные тексты, хотя в полемику, отстаивая свои взгляды на литературу, ему вступать приходилось. Он определённо рассматривал своё творчество как некую пророческую или апостольскую миссию, всегда ощущал своё особое предназначение, по крайней мере в киргизском культурно-духовном ареале.
Вновь вспоминается Юрий Кузнецов. Одно из его стихотворений, думается, бросает некоторый отблеск на феномен писателя Айтматова.
Орлиное перо, упавшее с небес,
Вручил мне прохожий или бес.
«Пиши!..» он сказал, и подмигнул хитро:
«Да осенит тебя орлиное перо».
Отмеченный случайной высотой,
Мой дух восстал над общей суетой.
С тех пор горный лёд мне сердце тяжелит,
Душа мятётся, а рука парит...
НЕПОТЕРЯННОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Пробы пера
Итак, первой литературной публикацией Айтматова-писателя стал крохотный рассказ «Газетчик Дзюйо», опубликованный в альманахе «Киргизстан» в 1952 году (№ 2. С. 77). Написан он был на русском языке.
За ним последовали другие произведения, но уже на киргизском и на киргизские темы. Это было время, когда один за другим заявляли о себе дебютанты, те, что выросли в военное время, а иные, раньше времени созревшие, успели понюхать настоящего пороха и многое познать в жизни: и страх смерти, и горечь утрат. Раны, нанесённые войной, саднили, но надо было жить дальше.
В то время, когда Чингиз Айтматов писал свои первые повести, киргизская литература вступала в период глубокого внутреннего обновления. Именно в эту пору в национальный литературный процесс включились представители послевоенного поколения, повсеместно чувствовалось стремление сказать своё слово, найти свою тему, обозначить круг проблем. В литературе активно шла смена поколений; «шестидесятники» ещё не заявили о себе в полный голос, а жизнь уже диктовала новые темы, выдвигала новых героев. В литературе происходили интереснейшие идейные, жанровые, стилевые процессы, бурно развивались и иные виды искусств.
Дебют Айтматова не прошёл мимо внимания критиков и читателей. Его прочитали, имя запомнили, но не более того — никаким событием ранние публикации молодого автора не стали. Они вполне вписывались в литературный пейзаж Киргизии тех лет, ничем в нём не выделяясь. Кроме, пожалуй, свежести взгляда на вещи и языка. Перечитывая эти сочинения, например, повести «Трудная переправа» или рассказы «На реке Байдамтал», «Сыпайчи», «Белый дождь», видишь, что художественное мышление Айтматова формировалось на стыке двух языков — киргизского и русского. Знаменитый айтматовский «гибридный» стиль сложился позднее, но уже с первых шагов он, как художник, учился мыслить на двух языках и оба языка были для него одинаково органичны. Плоды этих учений сказались уже в повести о военном лихолетье «Лицом к лицу», написанной и опубликованной сначала на киргизском языке, в журнале «Ала-Too», а затем и на русском в «Октябре».
Всё предшествующее этой повести известный киргизский критик Кенешбек Асаналиев считает периодом напряжённых поисков себя, своего пути, периодом ученичества, подготовкой к серьёзным темам и новым формам. Иное дело, что даже если автор «На реке Байдамтал» и «Сыпайчи» не поднялся бы над уровнем этих вещей, он всё равно занял бы достойное место в киргизской литературе.
Тот же Асаналиев в мемуарах «Литературная борьба» вспоминает о своём знакомстве с Айтматовым-писателем. Прочитать его повести порекомендовал коллега, философ по образованию Б. Аманалиев, на которого произведения никому ещё не известного автора произвели сильное впечатление. Критик рекомендации последовал и о том не пожалел.
Вот как он оценил эти повести в докладе, прочитанном в Союзе писателей Киргизии: «Автор, как рассказчик, весьма обстоятелен. Он не тороплив, не подгоняет события, но вдумчив и основателен. Его рассказы по своему сюжетостроению, выведению образов особо отличаются среди киргизских писателей». Этот отзыв вполне мог польстить самолюбию начинавшего прозаика, тем более что его автор считался одним из самых принципиальных и смелых критических умов в тогдашней киргизской литературе.
