Мичман в радиорубке «Феникса» отключить общую волну не может. Моряк с подвыванием бьется головой о консоль:
— Суки! Твари!
Сосед живо хватает его за руки, прижимает к столу. Пинает ногой тревожную кнопку. Врывается старший смены, все понимает с полувзгляда. Смотрит в мутнеющие глаза радиста:
— Что случилось? Причина какая?
— Там девки погибают, а я тут ручки кручу! Это татарский полон. И каждую ночь твою девку насилуют рядом с тобой же. А у тебя руки связаны и колодка на шее, горло перегрызть и то не бросишься…
Старший смены без суеты выдергивает из аптечки шприц-тюбик и аккуратно втыкает его в шею радиста.
— Держи, — говорит соседу. — Держи, еще минут пять, пока подействует.
Снова заглядывает в глаза истерика:
— Ну, ты же знаешь с чего началось. Допуск же имеешь?
— Началось? Парня Ото-химе крутые убили, — отвечает продышавшийся радист. — Она и психанула.
Старший смены расстегивает ремень, складывает в четыре раза:
— Ты правды хотел? Так вот же тебе правда, бляденыш. Ты местных крутых терпел, потому что сам таким стать мечтал. Аж задрачивал на сериал «бригада». Татуировки набивал, вон — вся шкура в партаках. Не космонавтом же, сука, и не фрезеровщиком. Работать лохи должны, ага? И вот оно сложилось — как сложилось. Не в том поселке, так в другом бы порвалось. Больно уж до буя развелось крутизны. И все терпели ее. Кто боялся. Кто сам хотел примазаться. Круто же! По Земле шагает крутота, лохам будет ата-та?
Тут старший смены с неожиданной силой лупит истерика по заднице — пряжкой с якорем.
— Терпи! Я тебя даже с вахты не сниму. Собрал себя в горсть — и крути ручки! И только ошибись мне. Враз на трапе поскользнешься.
«Феникс» режет волны заданным генеральным курсом; вокруг него взахлеб режутся полные нелюди с немного не совсем людьми. Упавшие снаряды возводят над собой водяные минареты с кружевными верхушками взвеси. Постояв немного, водяные пальмы рушатся на палубы кораблей; противоминный калибр в брызги расплескивает попавших на прицел глубинников. Главный калибр осыпает и осыпает взвесь, расчищая воздух для радаров и прицельной электроники. У борта «Феникса» катится тридцатое подразделение, и флагман его — Тенрю, «тридцать-ноль-красный», командует:
— Первая, Вторая, Третья! Прикрывайте, остальным — перезарядка.
Лонжерон откинут — новые гарпуны, трезубцы, копья. Реактор? Зеленый. Коньки? Зеленый. Еще два тюбика — на вкус чистое железо, но почему-то приятно до дрожи.
— Четвертая, Пятая, Восьмая! Прикройте!
Восьмая чуть не за шиворот заставляет себя оторваться от борта хотя бы на полкабельтова. Взвесь — шестьдесят. Воздух — сорок. Над головой белоснежные хвосты ракет. Ночник видит разницу в полградуса между гребнем и основанием волны, факел ракеты для него так ярок, что срабатывает светофильтр. Черные кольца ткнувшихся в уплотнение снарядов — черные и в ночнике тоже. Слева-спереди темная масса — Восьмая на одном испуге вбивает в гада сперва блок-гарпун, а потом трезубец — без единой мысли, заученная в Школе связка; Четвертая и Пятая добавляют. Зеленые пряди расплывающейся взвеси; затухающая пульсация темно-алого в кальмароподобной массе. Остыл. Готов. Хорошо…
— АТМ! Аll-to-me!
Восьмая послушно поворачивает к своим. Теперь Тенрю говорит ласково:
— Девчонки, соберитесь. Чуток осталось. Резервная эскадра уже идет нам навстречу. Валькирии выжигают дорожку. Вот, смотрите!
— Так это не восход там, впереди?
— Это бутылку Клейна в узел Минковского завязывают, — хрипит Инес. — Все, кто нас там ждал, резко зажгли.
— Точно. Девчонки, милые, еще одна пробежка. Вон там, — Тенрю включает маркер на общей карте — и Восьмая радуется, что сейчас вполне понимает схему. Наверное, потому, что вне схватки. Флагман поясняет:
— … Признаки наличия Старшей особи. Похоже, оттуда командуют нападением на замыкающий грузовик. Я уже запрос кинула. Сейчас их снарядами приголубят, они занырнут. Пока будут булькать, мы подбежим на выстрел. В гидрофонах сейчас только мат начальника можно разобрать, так что им поневоле придется выставить головы на воздух. А тут из-за угла появляемся мы. Давайте, лапушки, впереди полосочка! Красненькая!
