Тают звёзды в ночной пропасти,
Где-то тёмно кричат вороны.
На границе стою молодости,
Чемоданы уже собраны.
На глазах тает грусть инеем
По тому, что вдали брошено.
Лишь осталось шагнуть за линию,
И захлопнется дверь в прошлое.
А душа пролилась дождиком,
Чуть скулит, погодить мне б ещё.
Но торопит уже таможенник.
В душу штамп. Проходи. Следующий.
Мимо чужих фасадов, бетонных свечек.
По муравьиным тропам, спешащим к Риму,
Прикосновенье взглядов — пустая встреча.
Усиком тонким: — Кто ты? — и дальше, мимо.
Словно возможность, лопнул пузырик лужный.
Дело к дождю, пора бы скорей обратно.
Ровно живётся, словно бы так и нужно.
Мимо чужих фасадов и встреч невнятных.
Были надежды и помыслы были чисты
Были надежды, и помыслы были чисты,
Кто ж не туда нам дорогу заветную вымостил?
Над Рубиконом опять догорают мосты,
Значит, без жертв нам отряды обратно не вывести.
Вера с надеждой остались на береге том,
Как, исхитрясь, одолеть бесконечные тернии?
Только Любовь всё ещё маркитанткою верною
Тешится с нами. Пока ещё, значит, живём.
В тыщеглазую жадноустую
Пропасть шаг — и упасть на ветер.
Отвернитесь скорее, дети,
Я уже ничего не чувствую.
Потому и шагаю по небу.
Руки-крылья? — Нет! — Руки-плети!
Может, я ещё что-то понял бы,
Если бы не сломался ветер.
Если бы не сглотнула пропасть
С тяжким вздохом, а я — на выдохе.
Крылья мнёт в бесконечном вывихе
Слишком
Окаменевшая
Совесть.
Как будто посланный кем гонец,
Живу, сам себя гоня.
Во мне сто тысяч стучит сердец,
И до и после меня.
Во мне язычник, во мне кумир,
Одеты в сто тысяч кож,
Сокрывших целый разумный мир
И плоти животной дрожь.
Я — Шут, любезный себе-Царю,
Подвешенный под ребро,
И зло и весело я творю
Доступное мне добро.
Ведь там, где праведность, там и грех,
И ночь, и сиянье дня.
Но кто я, кто я, средь этих всех,
И до и после меня?
Пусть слов не золото, но медь
Швыряю в чаши,
Хочу прожить, хочу пропеть
Без тени фальши.
Травлю, гоню из сердца ложь,
А после снова
За часом час, за грошем грош,
За словом слово
На ежедневный суд и крест,
Души лохмотья,
И обретает слово вес
Моею плотью.
А всё ж душа болит в незнании молитв.
И хочется просить, но вот о чём, о Боже?
Слова проистекли, а всё ж душа болит.
Лишь вечное «Спаси» на истину похоже.
Ночь бессонная — гостья редкая,
Вновь торопится, чаем давится.
Исхлестал день глаза мне ветками —
Всё слезятся да закрываются.
Мысли смутные, бесполезные
Кружат бестолку, только душу мнут.
Ни черта не пойму в поэзии.
