— Маршал Тимошенко за последнее время получил большую практику в организации боевых действий, да и Украину он знает хорошо. Рекомендую послать его, — ответил я.
— Пожалуй, вы правы. А кому поручим вместо Тимошенко командовать Западным фронтом?
— Командующему 19-й армией генерал-лейтенанту Коневу.
Сталин согласился и с этим. Тут же по телефону он дал указание Шапошникову о вызове маршала Тимошенко и передаче приказа Коневу о вступлении в командование Западным фронтом.
Георгий собирался уже проститься, когда Сталин спросил:
— Как вы расцениваете дальнейшие планы и возможности противника?
Так Жуков получил еще одну возможность привлечь особое внимание Ставки к опасному положению на Украине.
— В настоящий момент, кроме Ленинграда, самым опасным участком для нас является Юго-Западный фронт, — сказал Георгий. — Считаю, что в ближайшие дни там может сложиться тяжелая обстановка. Группа армий «Центр», вышедшая в район Чернигов — Новгород-Северский, может смять 21-ю армию и прорваться в тыл Юго-Западного фронта. Уверен, что группа армий «Юг», захватившая плацдарм в районе Кременчуга, будет осуществлять оперативное взаимодействие с армией Гудериана. Над Юго-Западным фронтом нависает серьезная угроза. Еще раз рекомендую немедленно отвести всю киевскую группу на восточный берег Днепра и за ее счет создать резервы где-то в районе Конотопа.
— А как же Киев?
— Как это ни тяжело, товарищ Сталин, а Киев придется оставить. Иного выхода у нас нет.
Сталин снял трубку и позвонил Шапошникову.
— Что будем делать с киевской группировкой? — спросил он. — Жуков настойчиво рекомендует немедленно отвести ее.
Георгий не слышал, что ответил Борис Михайлович, но в заключение Сталин ему сказал:
— Завтра здесь будет Тимошенко. Продумайте с ним этот вопрос, а вечером переговорим с военным советом фронта.
Прошло несколько дней. Прощаясь перед отлетом Георгия в Ленинград, Верховный сказал:
— Мы на вас надеемся. Приказ Ставки о вашем назначении будет отдан, когда прибудете в Ленинград.
Георгий понял, что за этими словами скрывается опасение за успех нашего перелета. Он зашел к Василевскому. Тот сказал:
— Думаю, что мы уже крепко опоздали с отводом войск за Днепр…
Зайдя к Шапошникову, Георгий договорился с ним о личной связи по сохранившимся проводам и по радио и спросил его мнение о сложившейся обстановке и прогнозах на ближайшее время. Он охотно поделился своими соображениями.
В отношении Ленинграда Шапошников был настроен оптимистически.
Так прошли первые, крайне тяжелые два с половиной месяца войны. Потери советской армии были очень велики. Только за первый день войны авиация приграничных округов потеряла около 1200 самолетов. Танковые и моторизованные соединения противника, поддерживаемые крупными силами авиации, продолжали двигаться вперед, прорывались на стыках наших войск, наносили удары по флангам группировок, разрушали узлы и линии связи. Гибли десятки тысяч советских воинов, мирных граждан…
И в то же время с самого начала все происходило не так, как было запланировано немецким главным командованием. Историкам еще предстоит рассмотреть, как последовательно, при общем вроде бы и благополучном победном фоне для фашистов, срывались одно за другим намерения гитлеровского руководства. Все это имело далеко идущие последствия.
Обо что же споткнулись фашистские войска, сделав свой первый шаг на территорию чужой им страны? Что же прежде всего помешало им продвигаться вперед привычными темпами? Можно твердо сказать — главным образом массовый героизм русских войск, их ожесточенное сопротивление, упорство, величайший патриотизм армии и народа.
История знает немало примеров, когда, побросав превосходное оружие, войска быстро теряют сопротивляемость, попросту говоря, обращаются в бегство. Никто не может провести четкую грань между ролью собственно оружия, военной техники и значением морального духа войск. Однако бесспорно, что при прочих равных условиях крупнейшие битвы и целые войны выигрывают те войска, которые отличаются железной волей к победе, осознанностью цели, стойкостью духа и преданностью знамени, под которым они идут в бой.
