В спальне уже был потушен свет, потому что именно в десять часов в интернате был отбой, но друзья Василия, свежие и одетые, лежали на своих кроватях в полной боевой готовности и только ждали его возвращения.
Только Василий зашел за порог, как они осторожно вскочили с кроватей, не желая будить других воспитанников, и гуськом проскочили в туалет, где, естественно, никого не было. Чтобы убедиться в этом, достаточно было открыть двери кабинок.
— Снотворное у меня, — сказал возбужденно Петя. — Я, признаться, его еще раньше спер. Думал как-нибудь за ужином усыпить всех к чертовой матери и поочередно ночью надругаться. Только ленивый я, все откладываю, откладываю, а теперь ох, конец мечте! Для дела отказываюсь от сексуальных извращений.
— Дурак ты! — крикнул Илия нервно. — Мы бы тебя на суд чести вызвали. Ты же дворянин, а не пролетарий с Красной Пресни.
— Какой там суд чести, если вы бы все уже были опущенные, — хохотнул Петя. — Я, брат, все продумал, да лень было начинать. Суд чести состоял бы только из меня одного. Да хватит болтать. Самая у нас трудная задача — подсыпать батюшке снотворного в чай. Ему каждый вечер в пол-одиннадцатого служка чай несет.
— Выходит, мы опаздываем. Надо служку отвлечь чем-либо, — судорожно дернулся Василий.
— Так он и выпустит стакан из рук, — пожал плечами Илия. — Нет, братцы, я другое придумал. Мы подождем, когда служка выйдет, и тогда…
Только отец Авакум отхлебнул горячего сладкого чая из большой фамильной кружки, как раздался телефонный звонок. Звонили с вахты. Хриплый голос нового вахтера умолял срочно прийти, поскольку на него оказывают давление. Кто и как оказывает давление, отец Авакум не понял, но, на всякий случай положив в карман пистолет, с которым по давней армейской привычке никогда не расставался, священник отправился на вахту. Слова удивленного, в одиночестве дремавшего вахтера о том, что никому он не звонил, да и давления никакого не боится, поскольку способен сам любого раздавить как блоху, заставили опытного интригана батюшку Авакума призадуматься и быстрой рысью вернуться в опочивальню. Однако, отворив в спешке незапертую дверь, не обнаружил он ничего нового или опасного. Только разогретая быстрой ходьбой жажда стала терзать батюшку еще сильнее. Чай уже, видимо, подостыл, хотел он налить нового, но, потрогав, убедился: еще вполне горячий чай. Крошки сахара плавали на дне чашки, отец Авакум раздавил их серебряной ложечкой, потом размешал и с удовольствием весь чай выпил. Тотчас его потянуло в сон. С трудом он дошел до диванчика и прикорнул на нем, дав себе слово, что спать будет не более часа, а потом сядет писать новое «Слово к гражданам России» от «Союза за оздоровление нации», секретарем которого являлся еще в бытность свою председателем военного трибунала.
Три молчаливые тени, две легкие, а одна грузная, скользнули к дверям опочивальни, раздался легкий стук, но никто на него не ответил. Дрогнула и отворилась незапертая дверь. Тени беззвучно проникли в комнату. Щелкнула задвижка, пугливые тени заперлись изнутри.
— Уф, — с облегчением выпрямился Петя, окидывая взглядом батюшкину спальню, — не ожидал, что все так просто получится.
Спальня была переделана из библиотеки и представляла собой круглый зал с высоким сводом, с которого спускалась прямо-таки царская, из бронзы с хрусталем, люстра.
— Вот что надо продавать, — кивнул коммерсант Петя на люстру и вдруг, опустив взгляд долу, завопил: — Братцы, пол-то какой. Наборный паркет. Да этой фатере цены нет. Вот бы что толкнуть.
— Вместе с интернатом, — сказал Илия. — Здесь таких царских палат половина. Да не унесешь. Карманы узки. И не ори. Авку разбудишь.
— Его теперь только через сутки разбудишь, проверено, — похвастался Петя. — Будем считать, что он впал в религиозный экстаз. — Тем не менее нам тут рассиживаться не с руки. Повернитесь лицом к документации, господа.
И школьники взялись за дело. Изо всех столов и канцелярских шкафов они вытаскивали папки и сносили их на кровать к батюшке, страшный храп которого периодически пугал засыпающего на ходу Василия. Когда поток бумаг иссяк, сели к батюшке на кровать сортировать их. Василий так привык к мысли, что отца Авакума и пушками, как говорится, не разбудишь, что из-за недостатка места стал раскладывать бумаги у того на груди. Илия, однако же, поправил его, объяснив, что при всем при том наркотик не яд и необратимых последствий от него ждать не стоит, почему батюшка неожиданно может проснуться. После разъяснений Василий папки с груди спящего убрал, а находясь вблизи него, старался сдерживать дыхание.
