И дом потомством укреплю достойным я.
Если стихи еще можно было слушать без ущерба для мозгов, то далее бормотание магнитофона напоминало монолог шизофреника.
К малоупотребительным словам — преимущественно архаическим выражениям — в силу своей устарелости давно уже вышедшим из обихода разговорной речи, относится слово «щадить», которым начинается четвертая строка монолога. Щадить — значит допускать несоблюдение законов в правовом государстве.
«Кровопролитие» — сложное слово в середине текста — дает одновременно и некоторое разнообразие благодаря своему составному характеру, и величавость, и вместе с тем некоторую краткость, так как заменяет целые фразы.
Сложное слово, состоящее из двух частей — частный случай среди новообразований рож-соз-дающихся самим говорящим путем-помимо соединения двух слов. Слова, образованные от существующих аналогией, подражанием, изме-присоеди-нением — неологизмы.
В разбираемом тексте новословообразование-неологизм — «злодеев-граждан».
Настойчивое употребление нового слова вызывает неудовольствие. Но если кто станет прибегать к новым словам кстати и изредка, как Нерон, тот новизной не только никого не оскорбит, но даже изукрасит свою речь.
В монологе Нерон не пользуется звукоподрожанием. Путем подражания предки римлян изобрели такие выражения, как «рычать», «мычать», «журчать», «шипеть». Этим видом украшений пользоваться следует редко.
Трудно было сказать, можно ли отнести к «звукоподражанию» происходящее на занятии, но выделить какой-либо членораздельный звук без сомнения оказалось бы не под силу любому сверхмощному компьютеру. Не свидетельствовало об элитарности учащихся и тщательности отбора и однообразие сонных лиц. А ведь лицей держал под контролем хотя бы одну гимназию в каждой префектуре Москвы, лучшие ученики которых рекомендовались к поступлению в подготовительный класс. С десяти до четырнадцати лет эти ученики ежегодно тестировались в своих гимназиях при том условии, что оставались в перспективных, а все данные о них хранились в лицейском компьютере. До лицейских экзаменов доходил менее, чем каждый двадцатый волонтер, а зачислялся в лучшем случае один из ста страждущих. Дополнительное двойное сокращение проходило во время обретения лицейских навыков в двух подготовительных классах, но и после этого ни один из студиусов не мог быть спокоен за собственное положение. Подобный жестокий отбор, казалось, гарантировал исключительно высокий интеллект обучающихся и соответственно уровень выпускников.
На самом деле подобным научно обоснованным путем в храм педагогики попадали единицы. Правильнее студиусов было бы разделить на две примерно равные категории: «по связям» и «по надобности». Первая формировалась традиционно римским, органично перешедшим в российский методом по положению в государственной иерархии; вторая — вызывалась к жизни полнейшим развалом экономики, когда все хозяйственные связи строились на прямом бартере, что, впрочем, тоже свойственно поздней римской империи, откуда перескочило в самую современную российскую. Но следует сказать, что положению студиусов двух последних групп не следовало бы завидовать уж слишком сильно. В том случае, если они ничем не проявляли себя, при отпадении надобности в их могущественных покровителях или их исчезновении, протеже мгновенно вылетали из лицея.
Перечисленные категории не охватывали весь контингент учащихся. По особому госнабору поступали в лицей юноши с отхваченных у Москвы или оккупированных нерусским населением традиционно российских земель. Весьма солидную прослойку составляла умственно отсталая молодежь, которая, впрочем, была совершенно спокойна за свою будущность, как по собственной природе, не способствующей глубоким раздумьям о грядущем, так и ввиду основательной материальной поддержки со стороны мирового капитализма.
И в ряду многочисленных студиусов, попавших в лицей всевозможными и не всегда постижимыми путями, Луций занимал особое место. Он единственный был доставлен сюда в полицейском фургоне и принят без каких-либо экзаменов или собеседований. Собственно в последнем было лишь формальное нарушение, поскольку способности юноши к наукам, унаследованные им от родителей, были известны. Нельзя сказать, что Луций попал в лицей против собственной воли, поскольку знал желание родителей направить его в лучшее учебное заведение Москвы и не видел причин противиться их воле. Вот только в тот день он остался без родителей, и их загадочное исчезновение вновь не давало ему покоя во время занимательной лекции.
