Не веря своим глазам, Луций смотрел на девочку, которая шаловливо улыбалась ему, и, если бы не шаровары и по-восточному образцу скроенная кофточка, он бы ни за что не усомнился, что перед ним его знакомая подружка, а не таинственная уроженка Востока.
В комнате стоял легкий полумрак, чуть развеиваемый двумя зелеными светильниками, в которых, казалось, тлели застывшие уголья. Прежде чем он смог объяснить цель своего визита, с пола легко поднялся кряжистый усатый человек с гордо поднятой красивой головой и широко развернутыми плечами.
— Он? — спросил человек у китаянки и, подойдя вплотную к Луцию, заглянул ему в глаза.
Этот мимолетный взгляд был исполнен такой внутренней силы и горделивой уверенности в себе, что Луций невольно смутился и отвел глаза. Казалось, что за короткое мгновение, пока они смотрели друг на друга, человек этот уже дал по одному ему известным критериям оценку как духовной, так и физической силе Луция.
— Что ж ты медлил? — спросил человек с упреком. — Мы тебя со вчерашнего вечера ждем. Вот она, — он резко выбросил руку в сторону Лины, — по-моему, вообще глаз не сомкнула.
— Подрывник наш явился, — дурашливо улыбнулся второй мужчина постарше, — бомбы-то с собой принес? За пазухой, наверно, держишь.
Луций молчал, огорошенный встречей. Он видел, что китаянка тоже почтительно молчит, не вступая в разговор, и решил открывать рот только в крайнем случае. Однако не долго пришлось ему молчать. Человек, лежащий вольно на ковре, вдруг, не вставая, швырнул ему в лицо газетный ком:
— Лови, на вид у тебя не было и одного шанса отсюда вылезти.
Луций развернул газеты и на первой же странице наткнулся на описание всего происшедшего вчера. Статья так и называлась: «Бомба для Юсупова».
С ужасом юноша прочитал, что среди присутствующих был последний представитель дома Юсуповых, двоюродный брат государя князь Андрей, которому осколком стекла снесло мочку уха. Общее же число убитых равнялось девяти, тяжело и легко раненных было не менее пятидесяти человек. Самый большой удар ждал его на четвертой странице, где в продолжении репортажа из изуродованного взрывом дворца были даны две фотографии террористов — его и Василия, по которым узнать каждого из них не составляло никакого труда.
— Шофер, — простонал Луций, отшвыривая газету в сторону.
— Ты, сынок, не дергайся, — успокоил его хозяин квартиры. — В этот дом полиция не ходит. Сюда только зайти просто, а выйти ой как сложно. Где ты корешка своего оставил? — он указал на фотографию Василия.
— Да это брат, — объяснил Луций, — он прячется в другом месте. Мы разошлись, чтобы затруднить поиск.
— Похвально, — сказал пожилой мужчина и тоже поднялся с пола. — Только ты, друг, проясни-ка нам по поводу бомбы. Надеюсь, ты не из кровожадности взорвал такой красивый дворец?
— Мы не полицейские, — сказал многозначительно хозяин. — И раз уж ты к нам пришел шкуру свою спасать, поделись-ка с нами, какого хуя ты записался в террористы. По призванию, что ли? Мне вон она, — он кивнул опять на девочку, — так тебя расписывала, только сусальную краску сдувай, а ты, оказывается, в международной мафии состоишь. Или врут газеты, как всегда?
— Папа, он есть хочет! — вскрикнула китаянка, внезапно переходя на правильный русский язык, и Луций, который все время косился на нее, с радостью и недоумением находя все большее сходство с Линой, не выдержал и рассмеялся.
Лина посмотрела на него своими удлиненными на китайский манер глазами и не в силах удержаться, тоже зазвенела вся от смеха. Они хохотали, глядя друг на друга, потому что нельзя было придумать забавнее ситуации, когда замороченный поездкой и обилием разного народа Луций принял всерьез ее за китаянку. Отец Лины и, как оказалось впоследствии, ее дядя несколько секунд смотрели недоумевающе на смеющихся детей, потом не выдержали и заулыбались.
Когда приступ смеха прошел, Луций сел на ковер вместе с непрерывно пыхтящими Линиными родственниками и подробно, во всех деталях рассказал им все, что знал о заговоре и тех, кто использовал их как орудие в террористической работе.
После того, как он закончил, слушатели засыпали его множеством разнообразных вопросов, более всего касающихся личности и описания внешности бойцов сопровождения. В результате выяснения многих уточняющих деталей, видимо, субъекты эти были прояснены, и отец Лины сказал с отвращением:
