Подъехав к «Англетеру», юноша схитрил и не пошел через главный вход. Он обогнул здание гостиницы со стороны Большой Морской и вошел в небольшой косой двор, образованный двумя домами. Двор был забит продуктовыми машинами, и на юношу никто не обращал внимания. Он зашел в подъезд, с которого начинался один из черных ходов в гостиницу, и тут Луция ждала удача. На перилах лежал довольно чистый белый халат, снятый, видимо, ненадолго кем-то из низшего персонала ресторана.
Не тратя времени даром, юноша натянул его и уже уверенно, не скрываясь, стал подниматься наверх. Попадавшиеся навстречу люди бросали на него равнодушные взгляды, не интересуясь, куда направляется молодой повар. Так он прошел безо всяких сюрпризов два этажа и вдруг резко шагнул в открывшийся ему проход, который, как он и предполагал, привел его в широкую прихожую, откуда расходились коридоры по этажу. Шагнув по одному из них, он уже через несколько минут был у номера учителя. Видимо, наружное наблюдение было организовано плохо или здесь его никто не ожидал, потому что у двери никто не стоял. Теперь оставалось каким-то способом открыть замок, а Луций не сомневался, что сумеет с этим справиться.
Слабое жужжание донеслось из соседнего номера, дверь в который была полуоткрыта. Луций осторожно просунул в нее голову и увидел горничную в синем фартуке и белой кофточке, которая, стоя к нему спиной, выгуливала по ковру маленький красный пылесос. И тут Луций обратил внимание на связку ключей, небрежно свисающую из замка двери. Выждав момент, он ловко вытащил связку, так что ни один ключ не звякнул, и тотчас отыскал ключ с номером двести сорок пять. Осторожно отсоединил его от остальной связки, а ключи аккуратно положил на коврик перед дверью, не рискуя вставлять в замочную скважину.
Таким образом путь в номер был открыт, и Луций не замедлил им воспользоваться. Не раздумывая, он открыл дверь в номер Пузанского и вошел. Потом закрылся на ключ изнутри и огляделся. Громадная комната вся была в осколках посуды, обрывках белья и одежды. Казалось, по ней прокатился смерч. Похоже, он опоздал, и ищейки побывали здесь до него. На всякий случай Луций вошел в спальню, где обнаружил еще больший разгром, чем в гостиной. Что-то здесь, видимо, искали с такой чудовищной интенсивностью, что растерзали бы на сотни частей и Луция, если бы сочли, что внутри него запрятана нужная информация. Хотя искать посреди развала деньги было безумием, Луций все-таки заглянул в спальный шкаф, который оказался, на удивление, нетронутым. В полном порядке висели в нем пижамы и халаты всех цветов и размеров, включая женские, из чего Луций сделал вывод, что учителя посещали не только товарищи по партии. Методично обыскав карманы самой большой пижамы, которую всегда носил Пузанский в отеле, он обнаружил конверт с вложенным в него маленьким листком. Обыск второго кармана дал еще более удивительные результаты. В нем, сложенная комом, помещалась целая пачка стодолларовых купюр.
Далее искать было нечего, и Луций, осторожно прислушиваясь, подошел к двери и вдруг, как нырнув в холодную воду, выскочил из номера. Он никого не увидел. По-прежнему гавкал пылесос в соседнем номере и сиротливая связка ключей лежала на коврике под дверью. Луций аккуратно прицепил ключик к остальным и так же быстро, как и вошел, вышел через черный ход во двор.
Василий замер в машине и, пригорюнившись, смотрел на памятник Петру Первому. Вся фигура мальчика и его удрученное лицо говорило о большой душевной усталости и страхе, как у загнанного зверька. Луций тут же пожалел, что взял брата с собой, не удостоверившись, точно ли их родители в Петербурге, и не подумав, сможет ли он обеспечить ему защиту в чужом городе. Но тут же решил он, что не время углубляться в себя, а пора как можно скорее уносить ноги из этого района, который мог стать для них смертельно опасным. Только-только в полном объеме стал доходить до него весь смысл происшедшего и тот неоспоримый факт, что именно Василий предложил взрывчатку в форме Кремля Пузанскому.
Несмотря на то, что он еще мальчик, вряд ли можно оправдаться незнанием или молодостью Василия. Явно, что сыск будет всеобъемлющим и искать их будут по всему Петербургу и вокруг него. Надо было торопиться, и Луций оставил все свои душевные переживания на потом.
