— Цветы обрывает, паскуда, — охнул директор. Но тут из-за шкафа раздалось придушенное: «Любит!».
Володечка вынырнул прямо головой в директорский живот, ликующе помахивая общипанной метелкой — бывшим венком. Штаны почему-то со Стефана Ивановича спали сами. Зверски рыча, он стянул со своего партнера шаровары, обнажив белую круглую попку и, заурчав, слился с ним в любовном экстазе.
— Любит… — стонал Володечка, не выпуская из потных рук обрывки стеблей.
Преподнеся подрастающему поколению урок практической любви и совсем запыхавшись, директор все же усадил шалуна за клавиши и не надевая штанов пошел гулять по кабинету, шелестя батистовыми кальсонами. Нос у него раскраснелся, а одышка мешала плавности речи, но он невозмутимо продолжил:
— И еще. Одно из главных чувств, которого начисто лишены ученики как в США, так и у нас — это чувство исторической преемственности. Я говорю не о родовых знаках племени, которые сплачивают волчат в стаю по цвету глаз или произношению буквы «р», а о гражданах вселенной, точнее о вселенской гражданственности, которая дается только классическим образованием и вовлечением в поток мировой истории. Не затвержение пустых дат, а слияние с эллинской и римской культурой — вот путь наших учеников, которых мы готовим к возрождению моря российского в его старых берегах.
— А чем знаменита элинско-римская любовь? — полюбопытствовал Володечка.
— Высший Эрот в Риме, как и в Элладе — любовь между мужчинами, понял, обормот?
Володечка озадаченно кивнул, он никогда не подозревал, что даже в сексе Стефан Иванович следует столь высоким образцам.
— Вот что, дружок, — попросил директор, когда отзвучала последняя фраза, — сгоняй-ка ты в аудиторскую для старших классов и попроси педеля подняться ко мне с Луцием. Или сам его позови.
— Попка болит, — пожаловался секретарь. — Не пойду вниз, ко мне ученики пристают.
— А ты их кинжальчиком, — посоветовал директор, — где твой кинжальчик?
Секретарь нашарил под шкафом громадный нож в черных ножнах, перекинул перевязь через шею и исчез за дверью.
— Не вспори кого-нибудь в самом деле, болван! — успел ему рявкнуть вслед директор. Натянув кое-как штаны, Стефан Иванович присел к письменному столу и стал проверять изложения по знаменитой обвинительной речи Цицерона на процессе Каталины.
Раздался деликатный стук и на пороге появился выцветший педель Менелай и ученик предпоследнего класса Луций. Из-за их спин выглядывала довольная мордочка секретаря.
— Оставь нас! — рявкнул директор изумленному педелю и, когда дверь за ним захлопнулась, показал воспитаннику на стул:
— Садись, двоешник! В кабинете воцарилась тишина. Директор читал изложения, а Луций косил взглядом на многочисленные портреты римских императоров и полководцев, всех как на подбор прямоносых, в белых венках и тогах.
«Где бы такое полотно раздобыть? — размышлял Луций, не спуская глаз с белоснежных одеяний императора Августа. — У нас в спальне ни одной целой простыни не найдешь. Я понимаю одна дырка для головы, но когда их десять мелких, как горох…»
Тут директор отложил в сторону стопку изложений и довольно грозным взглядом воззрился на ученика.
— Покоя от тебя нет, — проворчал он, бросая через стол легкую фотографическую карточку. — Физиономистику вам Куц читает, ну-ка не посрами учителя. Что ты скажешь об этом субъекте?
Луций подхватил карточку двумя руками. Лицо товарища юных лет смотрело на него сквозь фотографический блеск и глянец.
— Так это, — сорвалось с его припухлых губ, но тотчас в мозгу клацнул челюстями сторожевик, и Луций невозмутимо продолжил: — Так это… не наш. В лицее таких нет, господин директор.
— Знаю, что нет, — директор добродушно выругался и вдруг пододвинулся к Луцию вплотную. — Давай сюда свою глупую башку, — пропел он, оплетая голову студиуса сложными резиновыми петлями и предъявляя для опознания сотню фотографий неизвестных лиц. После чего нажал на предательскую кнопку и стал смотреть на экран.
Десятки физиономий отражались в мозгу Луция, а бесстрастный самописец фиксировал всплеск эмоций. Линия эмоционального отклика шла плоско, пока на экране не возникла фотография, которую Луций только что мял в руке. Тут же образовался пик величиной с Гималаи.
