— Попробуйте.
— Хорошо. Я бы хотел, чтобы Благой Нельсон проводил меня за ворота, вплоть до стоянки машин.
Выслушав эту просьбу, Лум замотал головой.
— Вместо него я дам вам двух охранников.
— Сколько вы им сейчас платите?
— Как всегда, достаточно прилично. Поэтому у меня и полная папка заявлений о зачислении на федеральную службу, заполненных ребятами, которые и карандаш-то в руках держать не умеют.
— За половину тех двадцати тысяч, о которых ходят слухи, — сказал Эдер, — от этих двух охранников потребуется всего лишь на пару секунд, максимум на три секунды, посмотреть налево, а не направо или поболтать друг с другом, после чего я буду мертв, а они станут богаче на пять тысяч каждый, если вы следите за моими подсчетами.
Лум уже открыл было рот, готовясь выдать подготовленное возражение, когда раздался звонок зеленого телефона. На столе перед ним стояли два аппарата: панель кремового цвета с двенадцатью пластиковыми кнопками, означавшими двенадцать абонентов, и зеленый телефон с гладким кожухом, на котором не было ни кнопок, ни анахронического диска. Спустив ноги на пол, Лум пододвинул к себе зеленый телефон и буркнул в трубку свое имя.
Послушав не более пяти секунд, он рассеянно взглянул на Эдера, взял свою авторучку, с помощью зубов и правой руки стащив с нее колпачок, и стал набрасывать ответы на односложные вопросы, бросаемые им в трубку, когда и как — не упоминая ни кто, ни почему. Пообещав тут же быть на месте, Лум повесил трубку, привел ручку в порядок и, быстро поднявшись, уставился сверху вниз на Эдера со смешанным выражением растерянности и обвинения.
— Кто-то только что прикончил Благого Нельсона, — сказал Лум тоном, который как нельзя лучше соответствовал растерянному выражению его лица.
— Прикончил? — вырвалось у Эдера, который был не в силах поверить услышанному.
— Убит. Его закололи. Ручкой от швабры… или какой-то штукой с острым наконечником.
Какая-то часть Эдера тут же хладнокровно отметила, что Благой Нельсон погиб всего в 29 лет, а другая часть дала ему понять, что такая констатация свидетельствует об отсутствии у него чувства сожаления. Но когда Эдер попытался вызвать у себя печаль, он лишь устыдился, поскольку его попытка не увенчалась успехом. Тем не менее, он изобразил скорбь, сожаление и чувство невосполнимой утраты. Но, так как он ненавидел потери, гнев вынудил Эдера задать следующий вопрос, смахивающий на обвинение.
— Кстати, а вы не ждали этого звонка?
Выражение сочувствия тут же исчезло с лица Лума, уступив место полному равнодушию.
— Не больше, чем Благой ожидал получить шесть ударов. Может, семь. Их еще подсчитывают. — Лум посмотрел было на дверь, но тут же снова повернулся к Эдеру: — Оставайтесь на месте. Понятно?
— Здесь?
— Именно здесь. Не трогайтесь с места, пока вас не будут сопровождать четверо охранников, которых я подберу лично. — Лум направился к дверям, но снова повернулся — Кто вас будет встречать на стоянке?
— Келли Винс.
Лум припомнил это имя.
— Тот ваш высокооплачиваемый юрист, который подвергся дисквалификации?
— И, соответственно, мой бывший адвокат.
Любопытство едва не заставило Лума забыть, как он только что торопился.
— Кстати, почему его дисквалифицировали?
Эдер посмотрел на стенные часы, пытаясь понять, почему их кварцевая начинка вызывает такую ностальгию.
— Просто позор, — обратился он к часам и с легкой улыбкой повернулся к Луму: — Финансовые прегрешения, а не моральные, хотя я подозреваю, что, как и большинству из нас, ему свойственны и те, и другие.
Стояла последняя пятница июня, и Келли Винс на границе Ломпока в 2.27. В своем «Мерседесе 450»-седан, сошедшего с конвейера четыре года назад, он двинулся на запад по Океанской авеню, пока не добрался до бензозаправки, где уплатив по двадцать центов за галлон, доверху заполнил бак, и, кроме того, ему протерли ветровое стекло, проверили уровень масла и давление в шинах.
Пока заправщик возился с колесами, Винс обратил внимание, что полицейское управление Ломпока по другую сторону улицы отгорожено баррикадами черно-белых барьеров. Услышав от механика, что давление в шинах и уровень масла у него в порядке и что он должен за горючее 13,27 доллара, Винс, протянув ему двадцатку и ткнув пальцем в сторону полиции, спросил: «А там что за праздник?»
