Тот проснулся, как просыпаются охотники, сидящие в засаде: мгновенно и не спрашивая ни о чем.
Иванов открыл глаза, увидел собак и едва не присвистнул: сколько их здесь! Но — сдержался.
А к стогу подходит тонкая корноухая собака, очень похожая на лису.
Где-то он ее встречал.
За ней идет большая и пестрая. Обе собаки худые, настороженные.
Жалкие звери… Иванов так их понял — жалкие и одинокие, хотя их здесь большая стая.
Но что привело их сюда? Не к телке, а собрало их под стожок? Любопытство?… Тоска по человеку?…
Алексин стал поднимать винтовку, желая одним движением и вскинуть ее, и поймать собаку в прорезь мушки. Вскинул, приложился, но собаки — все! — прыгнули в разные стороны. Унеслись, выстрел мелкокалиберки безвредно щелкнул им вслед.
— А чего ты не стрелял? Взял бы двух-трех? — сердился Алексин на Иванова. — У тебя же автомат, пять зарядов.
Иванов молчал.
— Они здесь всю дичь повыведут! Они… — Алексин хотел было сказать о пережитом им обидном страхе и не решился.
А Иванов ощутил его страх. Он стал и его страхом. И не перед собаками. Чего бояться в лесу вооруженным людям? Старика испугала непривычность явления.
Гм, собаки… Это уже не псы — звери.
Они с Алексиным, неуклюже ворочаясь, вылезли из сена. Подошли к телке, осмотрели. Но телку-то собаки не рвали, а на них глядели. Зачем? Ждали, что их позовут с собой? И дождались выстрела? Нехорошо.
— Но что их могло гнать сюда из города?
— Проанализируем, — сказал Алексин, закидывая ружье на плечо. И старики, идя в деревню мимо черных деревьев, то и дело оскальзываясь на свежем снегу, пытались найти ответ.
— Не наша с тобой эта забота, — решил Иванов. — Мы делали что могли, даже больше. Мы воевали, переделывали старый мир в новый, ставили город молодым. Дали им удобства, сытую жизнь. Так пусть же, черти, и разбираются во всем! Им жить.
— Тс-с-с! — прошипел Алексин. — Гляди!
Старики шли от стога тропой, по краю оврага. И теперь увидели — по другую сторону этого огромнейшего оврага пронеслась вся стая.
Собак задержал у стога запах добрых стариков. Вспомнила их Стрелка и остановила стаю, спешившую на ночную охоту.
Собаки бежали к тому лесному островку, где паслись несколько лосих и слабые телята. Их выследила Стрелка и приводила глядеть Пестрого.
Они подошли. Но тогда лоси не испугались собак, их прогнала молодая лосиха, наскакивая и грозя ударить копытом.
Собаки убежали. Им было ясно — нужно отбить одного лося. Но по такой крупной дичи они еще не охотились. И псы стали готовить свою охоту, то и дело наскакивали на лосей, а те ответно нападали на собак.
Недели две шла эта охота-игра, а затем как-то вдруг все стало на место. Охота сложилась — сама собой. И к переходу в поле, обычно используемому лосями, убежали в засаду черный угрюмый пес и с ним помесь бульдога с овчаркой, собака очень сильная. А также Стрелка и трое ее щенят, успевших вырасти в крупных собак.
Засады были устроены еще в двух-трех местах. К лосям же пошли Пестрый и полутакса, и с ними все почти деревенские собаки, давно охотившиеся в лесу. Эта ватага и подвалила к лосям вместе с Пестрым.
Лосей они нашли там, где им полагалось быть, на лесном островке, среди оврагов. Собаки остановились, а Пестрый пошел вперед.
Было морозно. Пар вылетал из его пасти. Снег под лапами скрипел.
Пестрый тявкнул на лосей — раз и два. Игриво. Он даже подпрыгивал, лая на них.
Лоси вышли из кустов ольховника и сгрудились.
И снова выбежала вперед та бойкая корова, что гоняла его и Стрелку. К ней шел Пестрый.
Он подходил, игриво раскачиваясь на ходу. На самом же деле, идя так, удобнее было отпрыгнуть в сторону.
Корова стала гонять Пестрого. Наскакивала, всхрапывала, пыталась ударить копытом. Он то прыгал в кусты, то вертелся между деревьями.
Лосихе было весело гоняться за собакой — та отступала.
Когда же лосиха отошла от стада, все залегшие псы, что до сих пор нервно двигали лапами и хватали зубами снег, вдруг набежали с ревом и лаем.
Они окружили и отрезали лосиху от остального стада.
Когда вывалил и покатился на нее лохматый, ревущий, темный шар собак, корова испугалась и сделала ошибку — побежала не к стаду, а в поле.
