Наскоро перекусив на постоялом дворе, он направился в ту самую ювелирную лавку, которую посещал за день до этого. Владелец лавки принес бархатную коробочку и раскрыл ее, любезно улыбаясь.
— Очень хорошо. Это как раз то, что я хотел. У вас чудесный вкус, сэр, — произнес Алекс, кладя на ладонь изящный золотой брелок.
— Благодарю вас, мистер Фицсиммонс. Я тотчас же заверну это для вас.
— Какая неожиданная встреча, Фицсиммонс, — воскликнул Рубин Оксуорт, войдя в лавку и остановившись перед ним.
— И я того же мнения, Оксуорт, — сухо ответил Алекс.
— О…Я хочу сделать небольшую покупку к Рождеству. Думаю, здесь можно найти что-нибудь подходящее.
— Что-нибудь для мисс Транквилити? — усмехнулся Алекс.
Рубин слегка покраснел.
— Возможно, также и для мисс Синсирити. Я не могу пренебрегать ни одной из девушек.
— Тогда вам нужно покупать три подарка, — сказал Алекс, в который раз удивляясь, почему люди не замечают существования мисс Честити?
Рубин, казалось, был искренне удивлен этому замечанию.
— Да, я совсем забыл о мисс Честити. Конечно, я должен подарить и ей что-нибудь. Интересно, хотелось бы ей также иметь музыкальную шкатулку?
— Что-нибудь еще, мистер Фицсиммонс? — спросил владелец лавки, вручая ему маленький пакетик.
— По-видимому, вы тоже покупаете подарок, — язвительно заметил Оксуорт, — хотя не похоже, чтобы в таком маленьком свертке содержалось что-то для Транквилити и Синсирити.
Алекс недовольно нахмурился. Каким образом Оксуорт, с которым он едва перемолвился словом, догадался, что подарок предназначен для Честити? Он ответил довольно грубо:
— Кое-кто из нас должен поменьше интересоваться различными деталями. Я делаю подарки, когда хочу и кому пожелаю.
— Не сердитесь на меня, Фицсиммонс. Мисс Честити — сокровище, вам очень повезет, если вы сумеете расположить ее к себе.
— Не могу не согласиться с вами, — промолвил Алекс, укладывая пакетик в карман. — До встречи в Хартфорд Хаузе, Оксуорт. Сегодня вечером будет бал или что-то в этом роде, не так ли?
Рубин кивнул.
— До свиданья, Фицсиммонс. До вечера!
Как только Алекс удалился, Рубин попросил хозяина лавки раскрыть ему тайну содержимого пакетика.
— Это совершенно конфиденциально, сэр. Мистер Фицсиммонс купил нечто особое.
— Вы должны мне сказать, — произнес Рубин, доставая золотой соверен.
Склонившись над прилавком, хозяин что-то прошептал ему на ухо…
Алекс решил прогуляться вдоль берега моря. Он слез с лошади, давая ей возможность пощипать жалкую травку. Опустив руки в карманы, Алекс погрузился в раздумье.
Честити. Сможет ли он удержать дистанцию между ними, пока не завершатся все эти дела? Всякий раз при встрече с Честити ему хочется заключить ее в свои объятия и признаться в любви. А вместо этого приходится притворяться равнодушным и злить ее.
Он улыбнулся, вспомнив, как вела себя Честити накануне, под омелами. Тогда ему не пришлось разыгрывать гнев. Когда она выдернула руку, Алексу и впрямь захотелось обидеть ее. И он солгал Честити, что у него не было намерения целовать ее.
Алекс достал из кармана пакетик и принялся вертеть его в руках. Как только все закончится, он преподнесет это ей в знак примирения.
— Подарок для графини? — окликнула его Честити.
Он поднял глаза, наблюдая за приближением девушки. Затем наклонился и погладил по шелковистой спине подбежавшего Бастера. В распушенных волосах Честити играли блики солнечного света. Одной рукой она поддерживала юбку, чтобы вода не намочила ее. Она напоминала морскую нимфу.
— Ревнует, не правда ли? — прошептал он, обращаясь к собаке. — Это уже кое о чем говорит. — Уже не в первый раз Алексу хотелось сказать Честити правду. Но он вынужден ждать, — внушал себе Алекс строго. Терпение. Хоть немного терпения.
Честити остановилась перед ним в ожидании.
— Для графини? — повторил он, весело рассмеявшись. — Нет, это не для нее. С чего вы взяли, что это для графини?
— Неважно. Мне показалось, — ответила Честити. Ненавижу, когда мне лгут, сердито подумала она про себя.
— Честити, — вдруг произнес Алекс с нежностью.
Девушка смотрела на него широко открытыми глазами, ее сердце сильно забилось, губы слегка дрогнули. Алекс взял ее за руку, и Честити задрожала. «Терпение, терпение», — внушал ему внутренний голос. Они стояли, не шевелясь.
