Он встал, все еще хлопая, и даже осознание того, что Хаггинс навсегда лишил его возможности стать преемником брата, не могло задушить воспламененной в груди надежды. Он вошел в эту комнату, зная, что Масада обречена. Теперь он знал, что был не прав. Он позволил своей вере пошатнуться, забыл, что они были Истинными Бога и не зависели исключительно от жалких своих земных сил. Перед их народом лежало великое испытание Веры, и только Хаггинс понял, что им дан шанс искупить Второе Грехопадение.
Он встретился взглядом со Старейшим и поклонился, признавая передачу власти. Краем сознания он понимал, что весь план Хаггинса наполнен безрассудным риском и станет последним рывком к смерти или славе, который либо закончится победой, либо обречет их на уничтожение, но он это проигнорировал. Отчаяние преодолело рассудок, потому что другого выбора не было. Мысль о том, что их действия – его действия – обрекли Веру на поражение и загубили Божье дело, была неприемлема.
Вот так вот – все очень просто.
– Вы летите домой, энсин, – тихо сказала Хонор.
Она сжала плечо молодой женщины, лежащей на койке медотсека. На плече у нее заворковал Нимиц, и Мей-Линь Джексон слабо улыбнулась. Улыбка была почти незаметная, но Хонор заставила свой искалеченный рот улыбнуться, и, кажется, затуманенные лекарствами глаза заметили эту улыбку. Капитан искренне надеялась, что врачи сумеют вернуть Джексон в норму. Потом она отошла и взглянула на оборудование жизнеобеспечения, окружавшее соседнюю койку. Мерседес Брайэм все еще была без сознания, но Фриц Монтойя хорошо поработал, и дышала она лучше. Хонор заставила себя поверить в это.
Она резко повернулась и чуть не столкнулась с лейтенантом медицинской службы Венди Гвинн. По сравнению с «Бесстрашным» медотсек «Аполлона» был маленьким и тесным, и раненые со всей эскадры уже заняли кают-компанию, офицерскую столовую и все остальные свободные помещения искалеченного легкого крейсера, где поддерживалось нормальное атмосферное давление. Гвинн будет занята выше головы по пути на Мантикору, понимала Хонор, но по крайней мере раненых увезут. Хотя бы они вернутся домой живыми.
– Позаботьтесь о них, доктор, – сказала она, сама понимая, что слова ни к чему.
– Обязательно, мэм. Я обещаю.
– Спасибо, – тихо ответила Хонор и ушла в проход прежде, чем Гвинн успела заметить слезы у нее в глазу.
Она глубоко вдохнула и распрямила усталую спину, и Нимиц негромко, но протестующе заворчал. Она не спала с тех самых пор, как сама проснулась в медотсеке, и он не одобрял ее усталости и депрессии. Хонор и самой они не нравились, но другие устали не меньше. И потом, ее ждали кошмары. Она чувствовала их шепот глубоко в своем сознании и гадала, одна ли преданность долгу так долго удерживает ее на ногах. Нимиц снова заворчал, уже громче. Она погладила его мягкую шерстку в знак извинения и направилась к лифту на мостик.
У лейтенант-коммандера Прево одна рука была в пластигипсе и висела на перевязи, Элен хромала, но с рулевым она говорила с прежней четкостью в негромком голосе. Старпом «Аполлона» была далеко не единственным ходячим раненым в команде крейсера. Больше половины экипажа Трумэн погибли или были ранены; из старших офицеров на ногах остались только Прево и лейтенант-коммандер Хэкмор, главный инженер «Аполлона».
– Готовы к вылету, Элис?
– Да, мэм. Хотела бы я… – Трумэн оборвала фразу, пожав плечами, и выразительно посмотрела на обломки тактического и астрогационного постов «Аполлона» и заплаты на задней переборке мостика. Хонор знала, что это было не прямое попадание, просто вторичный взрыв, который убил лейтенант-коммандера Эмберсона, лейтенанта Андрунаскиса и всю картографическую группу.
Она протянула руку.
– Я знаю. Я бы тоже хотела, чтобы вы остались. Но не получается. Я бы дала вам дополнительных медиков, видит бог, лейтенанту Гвинн они бы пригодились, но…
Теперь плечами пожала Хонор, и Трумэн крепко сжала ее руку. Если «Бесстрашному» и «Трубадуру» придется сражаться с «Гневом Господним», им понадобятся все их врачи и санитары.
– Удачи, шкипер, – сказала она негромко.
