. . . . . . . . . . . .
Как будто нарочно для отъезда Великого Князя день выдался солнечный и мягко морозный. Огромный пассажирский паровоз тяжело дышал паром. Классные вагоны курьерского блеском начищенных стекол улыбались солнцу. В хвосте поезда два салон-вагона для Великого Князя и его свиты. На перроне начальствующие лица, администрация корпуса, почетный караул — кадеты
7-го класса — в парадной форме при винтовках, в белых замшевых перчатках. Справа медью начищенных труб блещет оркестр. Настроение у кадет печально приподнятое. Подходит минута неизбежного разставания с любимым начальником, чутко понимающим, душу кадета, безгранно заботливым и ласковым. Вдали заколыхалась высокая сухощавая фигура Великого Князя. Для многих, если не для всех, прогремела последняя прощальная команда: — Смирно! Слушай на краул!
Великий Князь широким шагом обошел фронт почетного караула. Печалью разставания искрились его добрые глаза. Нетерпеливый свисток паровоза… последний свисток главного… Тяжелые колеса заскрежетали по рельсам… Великий Князь на площадке вагона…
— Прощайте, родные Симбирцы!!!
— Ура… ура… ура…
«РАСПУСТИТЬ ИХ НА ДВА ДНЯ» — слышатся последние слова Великого Князя.
Великокняжеский подарок искрой радости облетел все три роты, и так как он был дарован в четверг, — четыре дня праздновали Симбирцы свое знамя, четыре дня праздновали доброту Великого Князя.
Настоятель корпусной церкви, академик, протоиерей Михаил Смирнов, был не только выдающимся законоучителем, сумевшим пробудить в кадетах интерес и любовь к читаемому им предмету, но и чутким служителем церкви, поднявшим до необыкновенной высоты благолепие церковных служб. Своими беседами и проповедями он прочно закладывал фундамент христианства и религиозности в молодые сердца будущего Христолюбивого воинства. Церкви он отдавал все свободное время. С кадетами 7-го класса, имеющими музыкальность и голоса, он сам разучивал чтение Апостола, и легко добивался выразительности и четкости этого чтения. Он не пропускал ни одной спевки церковного хора, делал ценные указания кадетам и регенту и церковные песнопения постепенно приобретали христианскую проникновенность и смысл. В его время корпусной хор полностью пел литургии Чайковского и Бортнянского. Прислужниками в церкви всегда были кадеты 3-го класса. Они, обычно, задерживались в алтаре два года, звонкими голосами читали шестопсалмие и, перейдя в 5-ый класс, сменялись другими. Отец Михаил считал, что кадеты первых двух классов не доросли до прислуживания в церкви, а последних трех классов — переросли, ибо их возраст вступал в естественную полосу юношеских увлечений, а церковные службы, на которых они должны были присутствовать, ломали отпуск и порождали нежелательные замены.
Прислужники должны были удовлетворять известным требованиям, вот почему отец Михаил, прежде чем сделать выбор, долго присматривался к возможным кандидатам. Прежде всего они должны были быть религиозными, физически походить друг на друга и иметь одинаковые голоса. В этом году отец Михаил остановил свой выбор на Жоржике Брагине и Мише Рудановском. Одинаковый рост, карие шустрые глаза, прямые острые носы, одинаковый разрез губ, звонкие голоса давали полную картину физического сходства. Батюшка или не доглядел или рискнул их духовным различием. Брагин был глубоко религиозным мальчиком, Рудановский — поверхностно. Брагин был идеалистом примерного поведения, хотя и был постоянным участником массовых проказ класса. Рудановский был реалистом личной шалости. В своей изобретательности он, конечно, далеко уступал татарченку Мальсагову, но его шалости, рождавшиеся в его мозгу как то совершенно неожиданно для него самого, стихийно овладевали им и часто имели нехороший привкус. Вот почему временами он несознательно, но уверенно ходил по опасной грани возможного перевода в Вольский исправительный корпус или исключения из корпуса. Алтарь, облачение, фимиам кадил и благотворное влияние отца Михаила скоро дали свои плоды. Миша остепенился, но не совсем излечился от своих шалостей. Реже, но все так же, они порою овладевали им.
