Отец дьякон обнял худенькие плечи еще мало знакомого ему кадета, и они подошли к образу. Любопытная детвора обступила их. Опершись на массивную дубовую ограду, отец дьякон в простых и ясных словах объяснил ребенку смысл тропаря, почему воин Георгий был причислен к лику святых, и почему высшей наградой за храбрость является георгиевский крест.
Жоржик внимательно слушал каждое слово, глядя то в лучистые глаза победоносца Георгия, то в ласковые, теплые глаза отца дьякона, который в черной длинной рясе представлялся ему тоже святым, только без лошади.
— А как тебя зовут? — гладя кадета по голове спросил отец дьякон.
— Жоржик… Жоржик Брагин…
— Георгий?.. Так помимо всего это твой Ангел хранитель… Твой небесный покровитель… А ты знаешь его жизнь?
— Нет, — застенчиво пробормотал Жоржик.
— Ну хорошо, я как нибудь тебе расскажу… сейчас времени нет, — закончил отец дьякон, на прощание ласково прижимая к себе Жоржика.
С каждым следующим днем маленький Жоржик все больше и больше влюблялся в своего небесного покровителя. Он уже наизусть знал тропарь, и за утренней и вечерней молитвами в сиплом и неуверенном хоре кадет, его голос выделялся, как колокольчик. Он ежедневно навещал образ. Особенно любил навещать вечером, когда перед сном утихало жужжание двухсотголового пчельника, когда полумрак контрольных ламп тускло освещал ротный зал, а перед образом спокойным синим огнем теплилась одинокая лампада. Он восторженно впивался глазами в кроткий и вместе с тем волевой лик Георгия, в горящие нервным блеском глаза, в меткий взлет копья, в красную на отлете мантию, в тяжелый шлем, но больше и дольше всего его глаза останавливались на вздыбленной лошади. В своем детском уме он уже твердо решил, что по окончании корпуса, он обязательно выйдет в кавалерию, и что у него будет такая же лошадь, как у Георгия Победоносца.
Отец дьякон очевидно просто забыл данное им обещание, а Жоржик, по скромности, стеснялся напомнить о нем, и так текли дни и недели, однако скоро представился счастливый случай. Воспитатель Жоржика, полковник Димитрий Васильевич Гусев, в день Дмитрия Солунского. который в этом году упал на воскресение, праздновал день своего Ангела. В просторной столовой после молебна, отслуженного настоятелем корпусной церкви, в сослужении с отцом дьяконом, все сели за именинный стол, уставленный закусками и пышущими жаром пирогами Могучий батюшка ел много и сочно, пил мало и то только красное церковное вино. За столом было патриархально весело. Батюшка, отличный рассказчик, картинно передавал немногочисленным слушателям эпизоды и курьезы, с которыми ему пришлось встретиться при обращении в православие северных народностей, где он, одно время, был миссионером.
Стих легкий смех после очередного рассказа… Батюшка мясистой рукой поднял снизу пушистую бороду, опустил в нее лицо, закрыл глаза, словно собирал в памяти мысли для нового рассказа, как вдруг воздух прорезал нерешительный, но звонкий голос Жоржика:
— Батюшка, расскажите про жизнь Георгия Победоносца.
Батюшка от неожиданности отпустил бороду, глазами отыскал потонувшего на стуле кадета, и ласково глядя на него поверх очков, спросил:
— А тебе зачем?
— Он Георгий… Я давно обещал рассказать ему, да забыл, — виновато произнес чуть чуть охмелевший отец дьякон.
— Похвально, отче Георгие… пойдем в твою комнату… Я расскажу тебе, — сказал батюшка, вытирая салфеткой сочные губы, и подымая из за стола могучее тело.
Они вошли в комнату. Батюшка сел на кровать, посадил Жоржика на колени и правой рукой прижал к себе. Густо малиновая рипсовая ряса, отдающая ароматом, не то ладана, не то пачули, приятно холодила разгоряченное от волнения лицо Жоржика. Камни наперстного креста горели разноцветными огнями.
— Возьмись за крест, закрой глаза и слушай, — после паузы, тихо сказал отец Михаил.
«В начале 4-го столетия, во времена царствования Римского Императора Диоклитиана, при его дворе был молодой военачальник Георгий. Император скоро заметил его, оценил и полюбил за красоту и мужество. В 20 лет Георгий уже имел чин военного трибуна и много отличий за личную храбрость. Император был язычником-идолопоклонником и отличался особой жестокостью и нетерпимостью к христианам. В его царствование гонения на невинных христиан приняли ужасные размеры. Но этого было мало жестокому императору. Однажды, в городе Никомидии, он собрал совет приближенных и военачальников для решения вопроса, каким способом истребить христиан. Узнав об этом, Георгий поспешил на совет. Прибыв туда, он, перед всем собранием, объявил себя христианином и обращаясь к императору громко сказал: „Долго ли тебе, Царь, и вам, князья, советники и военачальники, совершать злые дела под предлогом закона? Долго ли будете преследовать невинных христиан, которые никого не обижают, а, наоборот, подают пример благочестивой жизни? Вы заблуждаетесь, поклоняясь идолам… Иисус Христос есть истинный Бог“.
