Идеологический гомункулус Авиньон национальные стили смешал, единой почвы не появилось, но достигнут первый синтез эстетики Севера и Юга. Так называемая интернациональная готика внушает мысль о федеративном устройстве феодальной Европы, подчиненной вассальной зависимостью французской короне, использующей христианскую риторику как аргументацию власти. Этот принцип синтеза воспроизвело Великое герцогство Бургундское, и двор Рене Доброго, и двор Альфонса Арагонского: каждый из подобных анклавов Европы в оригинальной пропорции смешал авторитарную волю сюзерена и христианскую интернациональную мораль. В известном смысле можно сказать, что проект Дюбуа воплощен, пусть и видоизменен. О возрождении империи не пекутся, ее образ используют в спорах, но Великое герцогство Бургундское, или двор Рене Доброго, или двор в Мулене – представляют автономные проекты, каждый из них может служить основанием объединения Европы. Можно сказать, что Авиньон интернациональностью, гибкой эстетикой – задал алгоритм локальным идеологическим проектам. Прованс, поделенный на несколько владений, можно сопоставить с многоукладной Италией или с Германией, поделенной на множество курфюрств и епископаты. Локальные монархии, олигархические республики и княжества порождают политические проекты, всякий из которых претендует на глобальность – но может существовать лишь в малом масштабе. Возникает диффузное брожение Европы, предваряющее Ренессанс, демонстрирующее несколько моделей концепции мироустройства – явленные то при одном дворе сюзерена, то при другом.
Длился авиньонский период папства семьдесят лет; против Рима с населением в двадцать тысяч население Авиньона в короткий период выросло до ста тысяч, возник богатейший двор; в 1377 г. «авиньонское пленение пап» закончилось, курия вернулась в Рим; однако понятие «авиньонская школа» сохранило значение: в конце концов, эпоха Наполеоновских войн длилась всего пятнадцать лет, а советская власть продолжалась всего семьдесят лет – однако эффект в истории заметен.
3
Ангерран Куартон принадлежит к авиньонской школе второго поколения, Ангерран работал сто лет спустя после того, как Папская курия вернулась в Рим, в 60–70-х гг. XV в.
В XV в. Европа производит экстраординарное количество гениев. Крохотный Брюгге вместил дюжину незаурядных живописцев на протяжении тридцати лет. Нет надобности упоминать Брюссель или Рим, но небольшой Мулен герцогов Бурбонских, Экс-ан-Прованс, резиденция Рене Доброго, Неаполь Альфонса Арагонского – эти дворы принимают десятки талантов. На XV в. хватило бы одной Флоренции; но в Неаполе работают Колантонио и Антонелло да Мессина, в Авиньоне – Куартон и Фроман, в Генте – ван Эйки, в Анжере – Бартелеме д’Эйк, в Ферраре – Тура и Роберти. Великих художников так же много, как сегодня менеджеров, и, подобно менеджерам, они кочуют с места на место.
Чимабуэ говорит, что Джотто перевел живопись с греческого на латынь. Язык живописи, внятный всем культурам христианского круга, востребован Европой столь властно, как латынь. Ван Эйк и ван дер Вейден становятся миссионерами, распространяющими масляную живопись; желая обучиться новому языку, в Бургундию едут итальянцы, испанцы и немцы. От уроженца Таллина Михаеля Зиттова до арагонца Бартоломе Бермехо – на новом языке говорят все. Если вычертить график перемещений художников от одного княжеского двора к другому и наложить на него график путей гуманистов, богословов и схоластов, в результате получим густую сеть пересекающихся координат, картину небывалого интеллектуального напряжения. Мало кому довелось, как Босху, не выезжать из родного города и работать без суеты. Путешествие продиктовано заказом (как у Хея или Фромана), поиском убежища (как в случае Этьена Доле или Рабле), почти всегда переезд временный. Гуманисты и художники – номады. Иногда их прячут, как Рене Добрый до времени укрывал Вийона; иногда спасают, как Маргарита Наваррская спасала Клемана Моро; иногда выдают на расправу, как выдали Этьена Доле на костер. В конце концов, и Симоне Мартини, не покинь он Сиену ради Авиньона, с большой вероятностью умер бы от чумы, как умерли от чумы Пьетро и Амброджио Лоренцетти.
