Это "чего бы не стоило" вылилось в недолгую склоку с пожилой парой, которая подошла к машине практически одновременно с ней. Благо выяснилось, что всем им в одном направлении, только Вадоме чуть ближе, и потому вопрос решили полюбовно — сели и поехали.
Слушая, как пожилые люди обсуждают отпуск (не специально, просто так вышло), расхваливают сознательных детей и непоседливых внуков, девушка невольно загрустила. У нее не было ни бабушки, ни дедушки, вернее были, но она с ними незнакома, и никогда не видела, даже на фотографиях. Их просто не было, этих маленьких памятных кусочков, не было в ее жизни. Единственный близкий человек для Вадомы — это мама. Она ее вырастила, воспитала, научила всему, что знала сама, отдала дочери все, что могла предложить.
Не то чтобы Вадома жаловалась. Нет! Она была счастливым ребенком, любимым и лелеемым, но всегда хотела иметь большею семью.
"Возможно это гены", — грустно подумала девушка, бессознательно теребя край рубашки. Она всегда так делала, что-то перебирала, когда ее мысли устремлялись к неприятному и тревожащему.
Братья, сестры, дядьки, тетки — это так здорово, каждый поддержит, посоветует, поможет в случае необходимости, именно такой Вадоме представлялась жизнь в таборе. Ее мать столько всего рассказывала, с такой теплотой вспоминала о давно минувшем детстве, что девушка не могла себе представить другой, более идеальной семьи.
— Ей, девушка! Ваш выход, — ворвался в размышления Вадомы голос водителя.
Она моргнула пару раз, отгоняя знакомые картинки, и полезла в сумочку за деньгами. "Надо же, как замечталась, — мысленно усмехнулась Вадома, — как приехали, не заметила". Поблагодарив таксиста и пожелав удачи остальным пассажирам, она выбралась из машины и поспешила к дому.
Пустынная улица и тишина, обычное зрелище на Привокзалке. Как бы ни мечтала девушка сменить место проживания, средств пока не хватало. Всего накопленного за пять лет, даже если продать эту квартиру, хватало только на однокомнатную, а это значит, что придется искать другую работу, что тоже не вариант. Не имея образования, кроме девяти классов, сложно рассчитывать на удачу в этом вопросе.
— Ма! Пришла? — первым делом поинтересовалась Вадома, открыв дверь.
— Нет еще, — раздалось ответное бурчание откуда-то со стороны кухни.
— Отлично.
На ходу скидывая вещи, девушка скользнула в комнату — зал и спальня для двоих — и нырнула в шкаф, чтобы достать свой рабочий костюм.
— Мам, где моя одежда?! — прокричала Вадома, порывшись некоторое время среди пестрых вещей заполонивших шифоньер.
— На диване, — ответила Надья, застыв в дверях. — Ты поздно, — проворчала мать, окидывая переодевающееся дитя зорким взгляд.
Зрение — единственное, на что Надья не жаловалась в свои семьдесят три года. Тело уже порядком подряхлело, ныло и жаловалось не переставая, а вот глаза оставались такими же живыми и яркими как в молодости. Вадома даже по-доброму завидовала матери, сожалея, что не унаследовала глубокую зелень радужки, а пошла в дальнюю родню — черноглазую.
— Знаю, — отмахнулась девушка, не желая вдаваться в подробности.
Звонок в дверь избавил Вадому от дальнейших оправданий. Надья кряхтя отправилась открывать, а девушка торопясь распускала волосы, чтобы придать себе необходимый вид.
* * *
— Куда ты меня притащила? — зло прошипела Тамара, поднимаясь по ступенькам.
Хрущевка — как хрущевка. Обшарпанные стены панельного дома, старые деревянные рамы по большей части, и грубая железная лестница к входу, прорубленному вместо окна, с металлической дверью и торчащими вокруг нее ошметками строительной пены.
— Расслабься! — шикнула Ланка, нажимая на звонок, белым пятнышком светящийся на облезлом коричневом фоне.
Фильм ужасов, да и только!
— Вот еще! — попробовала возмутиться Мара, но подавилась словами, так как дверь открылась, и в проеме нарисовался размытый силуэт.
— Мы по записи, — пропищала струхнувшая Иллария, впиваясь наращенными ногтями в руку подруги.
— Ой. Лан…
— Проходите. Вас ждут, — чопорно ответила "тень", отступая в глубину комнаты, и Тамара, замолчав, последовала за Ланкой.
