Черт-те что, или Праздник первого зуба - страница 13
— Царапушка ты моя, — сказала бабушка. — Послушай-ка, что я тебе скажу: погребята не кусаются, не царапаются и не дерутся. Они не прыгают, не убегают и вообще безобидны. Зато они вкусные. Конечно, если их пожарить как надо.
— Бабушка, не пугай меня, — закричал Бамбуль. — Разве можно жарить погребят?
— Ещё как можно, лихо ты моё несмышлёное, — отвечала Злыдневна. — Раньше, когда мы жили повыше, поближе к людям, нам этот деликатес изредка перепадал. В смысле, падал к нам. Ох и вкусно!
Бамбуль содрогнулся.
Они вошли в едва освещённый ход. Тот, кто не прожил много лет в тёмном подземье, сказал бы, что тут черным-черно. Но натренированный глаз Бамбуля различал слабый свет. Злыдневна одышливо пыхтела Бамбулю в спину. Ещё пара шагов, и они повернули за угол. Посреди коридора, подсвеченный сиянием из огнедыра, стоял Бавван и перебрасывал что-то с лапы на лапу. Бамбуль сразу понял, что у братца в руках. И почувствовал, что живот завязывается в узел. Он хотел было кинуться вперёд, закричать, что эта его погребёнок, но ноги не слушались, голос пропал, и Бамбуль, застыв на месте, только мёл хвостом землю. Бабушка протиснулась мимо него вперёд.
— Салют родне, — приветствовал их Бавван и ощерился, выставив напоказ свои новенькие острые зубы. — Смотри, чего я нашёл.
Бамбуль открыл рот, чтобы крикнуть: «Не ври, это я нашёл!» — но слова присохли к языку и так и не слетели с него.
— Это погребёнок там? — спросила бабушка, прищурясь.
— По… кто? — переспросил Бавван. — Где? — Он раздул ноздри и огляделся подозрительно.
— У тебя в руке. Это тот погребёнок, о котором говорил Бамбуль?
— Так это погребёнок? — сказал Бавван, гадливо корчась. Нижняя губа у него была вывернута наружу: кривые зубы не давали ей распрямиться. — А я-то думал, что это человеческая голова. Она такая отвратительная — прелесть просто. Я уж собирался швырнуть её в огнедыр, думал, рванёт на все сто.
— Бавван, — строго сказала бабушка, — ты уже рассмотрел погребёнка, а теперь верни его Бамбулю. Это он нашёл его первым.
Бамбуль сразу почувствовал, как узел в животе развязывается, дышать стало легче, он расправил плечи и даже попробовал поддакнуть, но только икнул.
— Было ваше, стало наше! — звонко заверещал Бавван. — Ты, такси для вшей, только сунься! — пригрозил он Бамбулю, и из носа у него пыхнуло едкое пламя.
Оно опалило Бамбулю глаза, он не сдержался, чихнул.
— Клади быстро! — строго прикрикнула бабушка. — Сейчас укусит!
Бавван вздрогнул, отшвырнул погребёнка подальше и затряс рукой, проверяя, все ли пальцы на месте. От страха он закатил глаза.
— То-то, — по-прежнему строго сказала бабушка и кивнула в сторону выхода.
Бавван в ответ оскалился, но бабушка только дружелюбно кивнула: мол, проваливай, дорогой. Бавван нехотя повернулся, обошёл коричневый комок как можно дальше, с угрозой порычал на Бамбуля и в три прыжка пропал вдали. Но тот даже не взглянул братцу вслед, потому что бабушка уже стояла с погребёнком в руке. Она понюхала его, рассмотрела и даже поскребла ногтем.
— Так, так, — задумчиво произнесла она, ковыряя в ухе, Где угнездился длинный дождевой червяк.
— Разве ты не боишься его? — замирая от страха, спросил Бамбуль.
— А чего бояться? — мягко ответила бабушка.
— Видишь, как он на тебя смотрит, — начал было Бамбуль, но бабушка жестом велела ему замолчать и поманила поближе.
— Бамбуль, иди сюда. Смотри внимательно. Чего здесь можно бояться? — И она сунула погребёнка Бамбулю под нос.
Делать нечего — пришлось рассматривать эту безобразную головешку. На ней повсюду были ямки, в них что-то чернело, а кое-где росли белые волоски, как на родинках у старых чертей. Но бабушка сколупнула их ногтем и снова спросила:
— Ты где-нибудь видишь рот?
— Нет, — неуверенно ответил Бамбуль, — но…
— И никаких зубов нет Верно?
— Угу, — чуть увереннее ответил Бамбуль.
— И глаз нет.
— Есть, — тут же возразил Бамбуль и стал тыкать в тёмные точки: — Вот, вот и вот.
Бабушка Злыдневна покатилась со смеху. Она хохотала так, что в сумрачном коридоре внезапно посветлело от этого запретного смеха, а перепуганный Бамбуль вздрогнул, аж локти хрустнули. Зато он сумел рассмотреть погребёнка гораздо яснее. У него была красновато-коричневая шкура, шершавая и нечистая. Успокоившись, бабушка сказала:
