— Когда-нибудь, если ты увидишь, что поблизости нет Взятых, попробуй намекнуть Капитану, что было бы очень мудро понемногу начать разделять понятия «Отряд» и «Душелов».
Он как-то странно взглянул на меня. В последнее время многие старые товарищи поглядывают на меня именно так. После смерти Твердеца я стал раздражителен, мрачен и неразговорчив. Впрочем, я и в лучшие времена не считался душой веселой компании. А сейчас мою душу придавливала тяжесть. Я даже отказал себе в обычной отдушине и почти перестал вести Анналы из страха, что Душелов каким-то образом узнает, что именно я там написал.
— И вообще было бы лучше, если бы столь тесной связи никогда и не было, — добавил я.
— Но что же там произошло? — Все в Отряде знали только голые факты — Твердец убит, Повешенный погиб. Из всех солдат уцелели только я и Ворон. Но каждого мучила неутолимая жажда подробностей.
— Я ничего не могу рассказать. Но все же передай ему мои слова. Когда рядом не будет Взятых.
Ильмо что-то прикинул в уме и пришел к довольно точному заключению.
— Хорошо, Костоправ. Скажу. Побереги себя.
Обязательно поберегу. Если позволит судьба.
В тот же день мы получили известия о новых победах на востоке. Опорные пункты мятежников уничтожались один за другим с той же скоростью, какую могла развить имперская армия на марше.
И в этот же день мы узнали, что все четыре северные и западные армии мятежников остановились для отдыха, пополнения и подготовки к наступлению на Чары. Ничто уже не стояло между ними и Башней. Ничто, кроме Черного Отряда и прибившихся к нему солдат, уже познавших горечь поражений.
По небу ползла крупная комета, зловещий символ всех наших неудач.
Конец был близок.
А пока мы отступали, и уже близилась последняя встреча с судьбой.
Я должен записать последнюю подробность, связанную со смертью Твердеца. Когда мы находились в трех днях пути к северу от Башни, мне приснился еще один сон наподобие того, что измучил меня на вершине перевала. И золотистое существо из сна, который мог быть вовсе и не сном, пообещало мне: «Моему верному нечего опасаться». Мне вновь позволили на мгновение увидеть восхитительное лицо, от красоты которого замирало сердце. Потом оно исчезло, и вернулся страх — столь же сильный, как и прежде.
Проходили дни. Оставались за спиной мили. Над горизонтом показался огромный уродливый блок Башни. А на ночном небе все ярче разгоралась комета.
Земля медленно становилась серебристо-зеленой. Рассвет разбрасывал по окольцованному стенами городу алые перья. Золотые искорки веснушками усеивали городские укрепления в тех местах, где солнце касалось росы. Туман начал стекаться в низины. Протрубили утреннюю смену часовых.
Лейтенант козырьком приставил к глазам ладонь и прищурился. Хмыкнув с отвращением, он взглянул на Одноглазого. Чернокожий коротышка кивнул.
— Пора, Гоблин, — бросил Лейтенант через плечо.
В лесу зашевелились люди. Гоблин опустился на колени рядом со мной и выглянул из кустов. Он и еще четверо переоделись бедными горожанками и обмотали головы шалями. Каждый держал деревянный шест со свисающим на конце глиняным кувшином, замаскировав оружие под одеждой.
— Идите. Ворота открыты, — сказал Лейтенант. Пятеро зашагали вниз по склону холма, держась опушки леса.
— Будь я проклят, но как все-таки здорово вновь заняться такими штучками, — сказал я.
Лейтенант улыбнулся. С того дня, как мы покинули Берилл, он улыбался очень редко.
Пять фальшивых женщин, маскируясь в тени, приближались к ручью возле ведущей в город дороги. Несколько городских женщин уже шли туда же набрать воды.
К воротам мы рассчитывали подобраться без особых хлопот. Город был переполнен незнакомцами, беглецами и маркитантами мятежников, гарнизон невелик и службу нес спустя рукава. У мятежников не было причин предполагать, что Госпожа нанесет удар так далеко от Чар. Городок не имел никакого военного значения.
Кроме одного. В нем находились двое из Восемнадцати, посвященные в тайны стратегии мятежников.
Три дня мы таились в этих лесах и наблюдали. Перо и Странник, недавно ставшие членами Круга, проводили здесь медовый месяц, после чего должны были отправиться на юг и присоединиться к наступающим на Чары.
