Мое внимание привлек большой сверток. Я разрезал стягивающие его веревки и заглянул внутрь. Бумаги. Огромная пачка, фунтов на восемьдесят потянет. Меня охватило любопытство.
Я торопливо огляделся, не заметил ничего подозрительного и порылся в свертке. И мгновенно понял, что у меня в руках — часть того, что мы откопали в Облачном лесу.
Но почему эти бумаги оказались здесь? Я думал, что Душелов передал их Госпоже. Тьфу! Интрига на интриге сидит и интригой погоняет. Возможно, часть бумаг он передал. А тебе, наверное, оставил те, что, по его мнению, могут пригодиться позднее. Скорее всего, мы сейчас столь близко наступали Душелову на пятки, что у него не осталось времени прихватить сверток с собой…
Не исключено, что он еще вернется. Я вновь огляделся, борясь со страхом.
Ничто не шелохнулось.
Так где же он?
«Она, — напомнил я себе. — Душелова следует называть она».
Я обшарил окрестности лагеря двойников, отыскивая следы бегства Взятого, и вскоре обнаружил ведущие в лес отпечатки копыт. Через несколько шагов они вывели меня на узкую тропку. Я присел и всмотрелся в лесной полог, где в солнечных лучах порхали золотистые мотыльки. Мне очень не хотелось идти дальше по этой тропке.
«Возвращайся, — услышал я прозвучавший в голове голос. — Возвращайся».
Госпожа. С облегчением, потому что отпала необходимость идти по следу, я вернулся.
— Там лежит мужчина, — сказал я, подходя к Госпоже.
— Так я и думала. — Она придерживала рукой висящий в двух футах над землей ковер. — Залезай.
Я сглотнул, но подчинился. Мне показалось, будто я забираюсь из воды в лодку, дважды я едва не свалился. Когда Госпожа уселась рядом, я сказал:
— Он… она… осталась верхом и поехала по лесной тропинке.
— В каком направлении?
— На юг.
Ковер быстро поднялся. Мертвые лошади превратились в пятнышки далеко внизу. Мы заскользили над лесом. Мой желудок вел себя так, будто накануне вечером я влил в него несколько галлонов вина.
Некоторое время Госпожа негромко ругалась, потом сказала погромче:
— Сука. Она нас всех водила за нос. Включая моего мужа.
Я промолчал, потому что спорил сам с собой о том, должен ли я рассказать о бумагах. Госпожа ими заинтересуется. Но меня они тоже интересуют, и если я упомяну про них сейчас, у меня никогда не будет возможности в них разобраться.
— Готова поспорить, что теперь я раскусила ее замыслы. Избавиться от остальных Взятых, притворившись, будто участвует в их заговоре. Затем настала бы моя очередь, и тогда она попросту оставила бы Властелина в могиле. Все оказалось бы в ее руках, и она сумела бы от него отделаться. Без посторонней помощи вырваться он не может. — Она скорее размышляла вслух, чем обращалась ко мне. — А я упустила доказательства. Или проигнорировала их. А они все время были у меня перед носом. Хитроумная сука. Я ее за это сожгу.
Мы начали снижаться, и я едва не потерял то немногое, что имелось у меня в желудке. Ковер, сбрасывая скорость, опускался в долину, более глубокую, чем большая часть окружающей местности, хотя окаймляющие ее холмы в высоту не превышали двухсот футов.
— Стрелу, — бросила Госпожа. Я забыл приготовить следующую.
Мы углубились в долину примерно на милю, затем поднялись вдоль склона, пока не зависли возле выступа скалы из осадочных пород, и остались там на некоторое время, касаясь скалы краем ковра. Дул резкий холодный ветер, мои руки онемели. Мы улетели далеко от Башни, и в этой местности еще правила зима. Я непрерывно дрожал.
— Держись, — внезапно услышал я краткое предупреждение.
Ковер рванулся вперед. В четверти мили впереди я увидел фигурку, прильнувшую к шее мчащегося коня. Госпожа резко снизила ковер, и теперь мы неслись всего в двух футах над землей.
Душелов заметил нас и, словно защищаясь, вскинул руку. Мы летели совсем рядом, и я выпустил стрелу.
Передний край ковра резко взметнулся вверх — Госпожа попыталась подняться выше всадника и коня, но не успела. Ковер содрогнулся от удара, затрещали ломающиеся планки рамы. Нас завертело, я отчаянно вцепился в ковер, пока вокруг менялись местами земля и небо. Потом я ощутил второй удар — мы врезались в землю, — и покатился кувырком, слетев с ковра.