— Хреновые дела.
— Наверное, поэтому она и выходит. — Я обернулся. — Да-да. Она уже идет. Собственной персоной.
Холод. Холодно, холодно, холодно. Сам не знаю почему. И тут я услышал, как кричит Капитан, а ему вторят Лейтенант, Леденец, Ильмо, Ворон и другие, не разберешь кто — и все они приказывают строиться. Время битья баклуш кончилось. Я торопливо направился к нашему госпиталю — нескольким палаткам у заднего склона пирамиды и, к сожалению, с подветренной стороны относительно отхожего места.
— Проведем быструю инспекцию, — бросил я Одноглазому. — Проверь, чтобы все было наготове.
Госпожа выехала верхом и поднялась по рампе, начинающейся возле выхода из Башни. Животное под ней явно было не из простых — огромное и резвое, с глянцевитой шкурой, оно выглядело как идеал лошадиного совершенства в глазах художника. Одета она была стильно — красная и золотая парча, белые шарфы, золотые и серебряные украшения, а для контраста несколько черных деталей одежды, — и весьма напоминала богатую горожанку, какую можно увидеть на улицах Опала. Волосы полуночной черноты выбивались длинными прядями из-под элегантной белой с кружевами треугольной шляпки с плюмажем из белых же страусиных перьев. На вид она казалась не старше двадцати лет. Там, где она проезжала, возникал островок тишины. Мужчины смотрели ей вслед, разинув рты. Нигде я не заметил даже намека на страх.
Спутники Госпожи внешне были ближе к ее общепринятому облику. Среднего роста, все затянутые в черное, лица скрыты под черными полупрозрачными вуалями, верхом на черных лошадях с упряжью и седлами из черной кожи, они напоминали популярный образ Взятого. Один из них держал длинное черное копье с наконечником из зачерненной стали, другой — большой серебряный горн.
Проезжая мимо, она удостоила меня приветливой улыбкой. Ее глаза искрились юмором и казались зовущими…
— Она все еще любит тебя, — подначил Одноглазый.
Я вздрогнул:
— Этого я как раз и боюсь.
Она проехала через наши ряды прямо к Капитану, поговорила с ним полминуты. На его лице, когда он разговаривал с этим воплощением зла, не отразились никакие эмоции. Мысленно надевая железную маску командира, Капитан становится невозмутимым.
Ко мне торопливо подошел Ильмо.
— Как поживаешь, старина? — спросил я, потому что не видел его несколько дней.
— Она тебя зовет.
От неожиданности вопрос застрял у меня поперек горла.
— Да понимаю я, что ты хочешь сказать, — добавил Ильмо. — Хорошего понемногу. Но что ты можешь сделать? Раздобудь себе лошадь.
— Лошадь? Зачем? И где?
— Я лишь передал ее слова, Костоправ. Не спрашивай меня… Сам знаешь — помянешь черта…
Неподалеку от заднего края пирамиды шел молодой солдат в форме армии Ревуна, ведя в поводу несколько лошадей. Ильмо перехватил его и после короткого разговора с солдатом поманил меня рукой. Я нерешительно подошел.
— Выбирай, Костоправ.
Я выбрал гнедую кобылу с хорошими формами и явно послушную, забрался в седло. Приятно было сидеть верхом после долгого перерыва.
— Пожелай мне удачи, Ильмо. — Я хотел произнести эти слова небрежно, а получилось пискляво.
— Сам виноват, — отозвался Ильмо и бросил мне вслед: — Это тебя отучит сочинять всякие дурацкие фантазии.
— Типун тебе на язык.
Двигаясь вперед, я на мгновение задумался, насколько велико воздействие искусства на реальную жизнь. А не мог ли я и в самом деле привлечь к себе внимание Госпожи?
Когда я подъехал, Госпожа не обернулась, лишь шевельнула рукой. Всадник справа от нее отодвинулся, освобождая мне место. Я понял намек и остановился, сосредоточившись на панораме битвы и не глядя на нее. От нее исходило веселье.
За несколько предыдущих минут ситуация ухудшилась. Мятежники захватили несколько плацдармов на втором ярусе. На первом ярусе наши части были разбиты, и Ревун, смягчившись, разрешил своим людям помогать уцелевшим солдатам с нижнего яруса перебираться через частокол. Войска Шепот на третьем ярусе впервые пустили в ход луки.
Осадные рампы почти достигли ближайшего рва, но башни остановились на полпути. Более половины вышли из строя, а оставшиеся башни заполнили лучники, но они находились еще настолько далеко, что их стрелы не причиняли никому вреда. Спасибо небесам хотя бы за маленькие подарки.
