Как-то раз поздней осенью хозяину нужно было отправиться в далекую поездку по делам. Меня запрягли в четырехместную двуколку, а вместе с хозяином поехал и Джон. Мне нравилось возить двуколку, потому что она была совсем легкая, а большие колеса ровно катились. Перед нашим выездом прошел сильный дождь, ветер еще не улегся и продолжал гнать через дорогу палую листву. Но я бодро бежал, и скоро мы добрались до шлагбаума перед деревянным мостом, низко висевшим над рекой. Речные берега в том месте довольно высоки, поэтому мост не возвышался над ними, а попросту соединял, и когда воды в реке прибавлялось, она почти касалась досок. Впрочем, это никого не тревожило, поскольку мост был огражден прочными перилами.
Сборщик мостового налога у шлагбаума предупредил, что уровень воды быстро поднимается и что он боится, как бы к ночи дело не стало совсем худо. Вода уже залила часть лугов в низине, а на дороге была мне чуть не по колено, но дорога была хорошо вымощена, хозяин правил осторожно, так что все обошлось.
В городе мне, разумеется, дали поесть и хорошо отдохнуть, но поскольку у хозяина было много дел, то в обратный путь мы выехали довольно поздно. Ветер задувал все сильнее, и я слышал, как хозяин говорит Джону, что никогда еще не ездил в такую непогоду. Я подумал, что и мне это впервые; особенно страшно стало, когда мы въехали в лес, где ветер громко завывал в ветвях и раскачивал большие деревья.
— Скорей бы миновать лес, — заметил хозяин.
— Да, сэр, — согласился Джон, — не хочется и думать, что будет, если на нас свалится большая ветка.
Он и договорить не успел, как по лесу пронесся стон, что-то оглушительно затрещало — и вырванный с корнями дуб, круша все вокруг, с грохотом повалился прямо перед нами. Не стану утверждать, будто я не испугался: я был сильно напуган. Я замер и, видимо, задрожал, но, конечно же, не шарахнулся и не бросился бежать: не этому меня учили! Джон выскочил из двуколки и схватил меня под уздцы.
— Да, еще немного и… — сказал хозяин. — Но что нам теперь делать?
— Дорога завалена, сэр, дерево нам не объехать, — рассудил Джон, — остается одно: вернуться к перекрестку дорог и в объезд добираться до моста. Крюк получится миль в шесть, мы припозднимся, но хоть лошадь у нас свежа.
Итак, мы двинулись обратно к перекрестку и в объезд, однако к мосту мы подъезжали уже в темноте. Можно было разглядеть, что вода заливает середину моста, но так случалось и прежде, когда река становилась полноводной, поэтому хозяин не остановился. Я шел довольно резво, но, едва ступив на доски, я почуял опасность. Не решаясь сделать больше ни шагу, я застыл как вкопанный.
— Вперед, Красавчик, — понукнул меня хозяин, легонько ударив кнутом.
Я не шелохнулся. Хозяин ударил посильней, я вздрогнул, но не двинулся с места.
— Тут что-то неладно, сэр, — вмешался Джон.
Выпрыгнув из двуколки, он взял меня под уздцы и, вглядываясь в темноту, попробовал повести меня.
— Ну давай же, Красавчик, что случилось?
Ответить ему я, разумеется, не мог, но знал, что мост ненадежен.
Тут из своего домика на другом берегу выбежал смотритель моста, размахивая факелом как безумный.
— Остановитесь! — кричал он. — Остановитесь!
— В чем дело? — крикнул ему хозяин.
— Мост провалился! Вода размыла середину моста! В реку свалитесь!
— Господь уберег! — ахнул хозяин.
— Ах, ты мой Красавчик! — проговорил Джон.
Взяв меня под уздцы, он осторожно повернул обратно и повел меня вправо по берегу реки.
Ветер улегся — видимо, ураганный порыв, вывернувший с корнями дуб, был последним. Становилось все темней и все тише, я тихонько трусил вдоль берега, колеса почти бесшумно катились по проселку.
Хозяин и Джон долго хранили молчание. Первым его нарушил хозяин, заговорив серьезным тоном.
Я понимал далеко не все в их разговоре, но догадался, что речь обо мне: если бы я послушался хозяйского приказа, мост скорее всего обрушился бы под нами, конь, двуколка, хозяин и кучер оказались бы в бурной реке, где в кромешной тьме и без надежды на помощь мы все наверняка бы утонули.
Хозяин говорил и о том, что человека Бог наделил разумом, при помощи которого тот должен познавать мир, но бессловесным тварям Он даровал знание, не зависящее от разума, однако куда более непосредственное и совершенное, — знание, которое позволяет животным часто спасать людям жизнь. У Джона было в запасе множество историй про собак и лошадей и про удивительные поступки, которые они совершали. Джон утверждал, что люди недооценивают животных и не умеют устанавливать подлинно дружеские отношения с ними. Лично я убежден, что если кто умеет быть другом животным, то это как раз Джон.
