Как-то после обеда Веселое Копытце очень уж долго катал детвору, когда же Джеймс привел его в конюшню и стал привязывать, то сказал:
— Смотри мне! Твои шалости могут обернуться неприятностями для нас!
— В чем дело, Веселое Копытце? — поинтересовался я.
— Пустое, — ответил он, поматывая головой, — я всего лишь преподал детям маленький урок. Не могут понять, когда с них хватит, и не желают понять, когда хватит с меня! Вот мне и пришлось сбросить одного на землю — это единственное, что они способны понять!
— Как? — поразился я. — Ты сбросил детей на землю? Право же, не думал, что ты способен на подобный поступок! Кого же ты сбросил, мисс Джесси или мисс Флору?
Веселое Копытце глянул на меня с большой обидой.
— Разумеется, не их! Да я бы этого не сделал даже за отборнейший овес, за лучший овес, какой только доставляют на конюшню! Боже мой, я не менее бережно обращаюсь с детьми, чем их родители, а мисс Джесси и мисс Флору я обучаю верховой езде. Стоит мне почувствовать, что ребенок побаивается, что ребенок неуверенно сидит в седле, я сразу перехожу на тихий и ровный шаг, как кошка двигаюсь, когда она подкрадывается к птичке. Ребенок успокоится — я прибавляю ходу: я хочу понемногу приучать детей ездить верхом. Так что не трудись читать мне нравоучения: лучше меня нет друга и учителя верховой езды. Не мисс Джесси и не мисс Флора, а мальчишки рассердили меня. Ах эти мальчишки! — Веселое Копытце огорченно потряс гривой. — Это особый народ, мальчишки! Их следовало бы объезжать, как жеребят, показывая, что да как. Видишь ли, я больше двух часов поочередно катал других детей, потом мальчики заявили, что настал их черед, и я отнюдь не возражал. Они попеременно садились в седло и скакали галопом по полям и саду. Длилось это около часа. Оба вырезали себе по ореховому пруту и нешуточно нахлестывали меня этими самодельными кнутиками, но я понимал, что они играют, и до поры до времени терпел. Однако потом я стал раз за разом останавливаться, желая дать им понять, что уже хватит. Ты, наверное, знаешь: мальчишкам кажется, будто конь способен работать без конца, как машина, как паровоз или молотилка. Им и в голову не приходит, что пони не железный, что он устает. Мальчишка, который вовсю погонял меня, явно не понимал этого, так что я просто поднялся на задних ногах, и он свалился: я его, можно сказать, опустил на траву. Он снова забрался в седло — я снова его сбросил. Тогда в седло забрался второй, но едва он успел ударить меня прутом, как тут же оказался на земле. Это продолжалось до тех пор, пока мальчики не уразумели, что к чему. Когда они поняли — все закончилось. Они неплохие дети и не собирались проявлять ко мне жестокость, я тоже не хотел их обидеть, но они нуждались в уроке. Когда мальчики привели меня к Джеймсу и рассказали о моем поведении, он рассердился, увидев, какие большие прутья они себе вырезали. Джеймс им сказал, что такими палками пользуются только свинопасы и цыгане, но никак не юные джентльмены!
— Будь я на твоем месте, я бы лягнула этих мальчишек по разику, и они бы вмиг набрались ума! — вмешалась Джинджер.
— Пожалуй, ты бы именно так и поступила, — ответил Веселое Копытце, — но я не настолько глуп, прошу прощения. Я не хотел бы рассердить нашего хозяина или сконфузить Джеймса. К тому же, я отвечаю за детей, пока они в седле, я бы даже сказал, что считаю их под своей опекой, я своими ушами слышал, как хозяин недавно говорил миссис Блумфилд: дорогая мадам, вам незачем беспокоиться о детях, мой старый пони будет столь же неусыпно следить за ними, как мы с вами. Веселое Копытце такой добрый и надежный пони, что, поверьте мне, я ни за какие деньги его бы не продал!
Веселое Копытце обвел нас взглядом и продолжил:
— Неужели вы думаете, будто я способен повести себя как неблагодарная скотина, забыть, насколько тепло ко мне здесь относились все те пять лет, что я тут живу, пренебречь доверием, которое мне всегда оказывали, и дать волю злобе и ярости из-за того только, что двое неразумных мальчишек плохо обошлись со мной? Нет, нет и нет! Мне жаль тебя, Джинджер, ты никогда не бывала окружена заботой и вниманием, поэтому тебе трудно понять меня! Я же скажу так: в добром доме — добрые кони. Я не хочу огорчать наших людей, я их люблю, да, люблю!