— Я выпустил на свободу всех своих змей. Если солдаты захотят войти в хижину, они наткнутся на змей и удерут.
— А ты хитер, дружище.
— Стараюсь как могу.
— Так, по-твоему, пока улизнуть отсюда невозможно?
— Я же сказал, что в лесу полно солдат.
— Дело плохо. Морган, помощник капитана, который остался на «Молниеносном», может совершить в наше отсутствие какой-нибудь необдуманный поступок… — пробормотал флибустьер, — Послушай, кум, тебя хорошо знают в Маракайбо?
— Все меня знают, я ведь часто торгую травами, от которых исцеляются раны.
— Тебя ни в чем не подозревают?
— Нет, кум.
— Тогда за мной; пойдем к капитану.
— Одну минутку, кум.
— В чем дело?
— Я привел с собой и вашего товарища.
— Кого?.. Ван Штиллера?
— Да, он мог оказаться в плену, и я подумал, что ему лучше быть здесь, чем охранять хижину в лесу.
— А пленник?
— Мы его связали так крепко, что найдем его снова, если за это время его не освободят солдаты.
— Где же Ван Штиллер?
— Подожди минуту, кум.
Прижав ладони ко рту, африканец издал легкий свист, который легко можно было принять за звуки, издаваемые вампиром: так называется здесь одна из крупных летучих мышей, столь распространенных в Южной Америке.
Секунду спустя какой-то человек, перевалив через забор соседнего сада, чуть не свалился Кармо на голову.
— Рад тебя видеть живым, дорогой друг! — воскликнул он.
— А я еще больше, дружище Ван Штиллер, — ответил Кармо.
— Как ты думаешь, капитан не будет ругаться, что я пришел сюда? Зная, что вы в опасности, я не мог прохлаждаться в лесу, созерцая красоты флоры и фауны.
— Командир будет доволен, мой дорогой. Сейчас каждый человек на счету, не говоря о таких, как ты.
— Пошли, друзья, — отозвался Ван Штиллер.
Начало светать. Звезды быстро бледнели, ибо в этих местах нет рассвета или зари в привычном для нас смысле: за ночью сразу же следует день. Солнце появляется совсем неожиданно и силой своих лучей разгоняет тьму, исчезающую почти мгновенно.
Жители Маракайбо, любившие рано вставать, просыпались. То тут, то там открывались окна, на улицу высовывались чьи-то головы, слышались звучные чихания и громкие позевывания, кое-где завязывался оживленный разговор.
Они обсуждали, конечно, события ночи: ведь флибустьеры наводили страх на обитателей всех испанских колоний, разбросанных на огромных пространствах Мексиканского залива.
Желая избежать ненужных встреч, Кармо прибавлял шагу. За ним, не отставая, следовали африканец и Ван Штиллер.
Дойдя до переулка, они снова столкнулись с солдатом, ходившим взад и вперед с алебардой на плече.
— Как? Вы уже вернулись, синьор нотариус? — спросил он, заметив Кармо.
— Что вы хотите, мой друг, — ответил флибустьер, — мой клиент торопился оставить эту долину слез и не заставил нас долго ждать.
— Уж не он ли оставил вам в наследство этого великолепного чернокожего? — спросил солдат, указывая на заклинателя змей. — Каррамба! За такого великана дадут тысячу пиастров!
— Да, он мне его подарил. Всего доброго, синьор солдат.
Они поспешно свернули за угол, вошли в переулок и вскоре очутились в доме нотариуса. Закрыв дверь, они завалили ее чем попало.
Черный корсар ждал их внизу, не в силах скрыть сжигающего его нетерпения.
— В чем дело? — спросил он. — Почему Моко вернулся? Где тело моего брата?.. И ты здесь, Ван Штиллер?
В немногих словах Кармо рассказал ему о причинах, заставивших африканца вернуться в Маракайбо, о решении Ван Штиллера прийти им на помощь и о том, что он выведал у солдата, караулившего выход с улицы.
— Принесенные тобой новости не радуют, — сказал капитан, обращаясь к африканцу. — Если испанцы прочесывают побережье и лес, то вряд ли мы сможем добраться до «Молниеносного». Но дело не в нас, а в корабле, на который, того и гляди, нападет эскадра адмирала Толедо.
— Гром и молния!.. — вскричал Кармо. — Не хватало нам только этого!..
— Боюсь, что наши похождения кончатся плохо, — пробормотал Ван Штиллер. — Но, черт возьми, мы и так должны были бы болтаться на веревке уже два дня! Будем же радоваться, что живем лишние сорок восемь часов.
Черный корсар принялся расхаживать по комнате вокруг ящика, служившего им столом. Он был взволнован и озабочен. Время от времени он останавливался, круто поворачивался к флибустьерам, затем снова принимался шагать, покачивая головой.
