— Как вы полагаете — кто это?
Я уже видел этот листок в Асхабаде. Поэтому ответил незамедлительно:
— Ленин!
— Вы правы: Ленин. Первый большевик… Прошлой ночью этот его портрет был расклеен на улицах Мешхеда. Ну, скажите сами: как мог попасть сюда, в Персию, Ленин? Думаете, его завезли мусульмане, приезжающие поклониться Кизыл-Имаму? [4] Нет! Это дело рук большевиков. К тому же персидских большевиков!
Генерал снова потянулся к папке, вынул листок, испещренный арабской вязью, и протянул мне:
— А как вы думаете, что это такое?
Я взял листок и прочитал заглавие. На персидском языке большими буквами было написано: «Всем трудящимся мусульманам России и Востока».
Генерал не удержался и спросил:
— Это обращение Ленина к народам Востока?
— Да.
— Вчера полиция обнаружила три десятка таких писем. Мерзавцы даже во двор к нашему консулу забросили несколько штук.
Признаться, я предпочел бы поскорее закончить этот разговор. Мне хотелось вернуться к Кэт. Но генерал отнюдь не собирался отпускать меня. Он взял портрет Ленина и многозначительно улыбнулся:
— Если десяток-другой таких портретов появится на улицах Дели… Знаете, какой шум поднимется на биржах Европы?
— Вы так полагаете?
— Безусловно! И самое страшное — индусы выйдут из повиновения. Поймите одно: вся сила большевиков в их политике. Они стремятся с помощью своей политики изменить ход истории. Да, да… Народу осточертела война. Они кричат: «Долой войну!» Узбеки и туркмены сыты по горло прежней властью. Они кричат: «Да здравствует свобода!» Чернь желает пожинать плоды. А Ленин обещает рабочим заводы, крестьянам — землю. Вот в чем сила большевизма! Вот что сводит с ума миллионы! Как преградить путь этому?
Чисто выбритое, круглое лицо генерала раскраснелось.
— Выход один: поскорее уничтожить микробы заразы. А для этого необходимо привести в движение все силы одновременно. Сейчас большевики бегут в Ташкент. Почему бухарцы не перекроют железную дорогу, не ударят большевикам в тыл? Почему хивинцы не нападают на Чарджуй, афганцы — на Кушку? Почему?
По моему глубокому убеждению, генерал придавал слишком большое значение политике. Посредством политики, да еще политики большевиков, выпрямлять кривизну истории… Нет, это немыслимо! До сих пор ход истории двигала только одна сила — военная. Политика была лишь средством привести в движение эту силу. Мне очень хотелось поспорить с генералом. Но я удержался, опасаясь, что разговор затянется. Однако высказал свое мнение о бухарцах и хивинцах:
— На мой взгляд, дальнейший ход событий в Туркестане теперь полностью зависит от нас. В тот самый день, когда мы перейдем границу, оживут и бухарцы и хивинцы. По-моему, нужно, не теряя времени, быстрее перейти границу и стать хозяевами положения. Нельзя упускать удобный момент. История упряма, второй раз нам она не улыбнется!
— Вы правы, полковник. Нельзя упускать момент. Но не забывайте одного: у нас не хватит сил, чтобы стать хозяевами положения. Самое большее нам дадут три-четыре батальона. Этого слишком мало, чтобы покончить с противником. Значит, до перехода границы необходимо привести в движение внутренние ресурсы. Сначала разжечь огонь, а тогда уже спешить на помощь. От нас этого и ждут в Лондоне.
Слова генерала звучали заманчиво. «Привести в движение внутренние ресурсы… Разжечь огонь, а тогда уже спешить на помощь…» Разумеется, удобнее душить змею чужими руками! Но я слишком хорошо знал всех этих господ, захвативших власть в Асхабаде. На них, честно говоря, я не слишком надеялся. Да на кого и можно надеяться? Вожак каравана — Фунтиков не отличается ни умом, ни высокой нравственностью. Для него главное — женщины и водка. Командующий войсками — Ораз-сердар…[5] Вчерашний разбойник, угонявший людей в неволю. Один из министров — Неврастенал — полудемократ-полуанархист. Другой — граф Дорер — политический хамелеон. Вы скажете, Дохов лучше? Но и он готов все сокровища Закаспия променять на юбку Екатерины. Совершенно ясно, что такие деятели не удержат надолго власть в своих руках. Нужно торопиться. Нужно скорее переходить границу и брать бразды правления в свои руки. Тогда даже эти марионетки смогут превратиться в более или менее устойчивую силу. Но генерал не разделял эту мою мысль. Он, видимо, сомневался, не хотел рисковать крупной ставкой, не будучи твердо уверен, что сорвет банк. Но разве так играют в карты!
