Дух мстил ему. Гарри не удивился бы, прими он какой-то эктоплазмический облик, какие принимают медиумы в трансе. Враг избрал тактику, которую Майор изучил в малейших деталях.
Его свинг, который льстецы окрестили „свинг Майора“, оставался совершенным в глазах всех. Но он-то знал, что враг-невидимка исподтишка подтачивал его, как точит металл кислота. Рука держала драйвер крепко и уверенно, но отказывал мозг — старт мяча сопровождался легким головокружением.
На грине, когда мячик находился достаточно близко от лунки, чтобы обеспечить успех патта, его охватывало иное чувство не физическое, а психическое — он ощущал страх. И это был не сстрах того, что мячик глупо прокатится мимо лунки, а страх стать свидетелем нарушения законов природы какой-то неизвестной причиной, противной логике.
— Представьте, — сказал психиатр, — что у вас в руках свинцовый шарик, и вы открываете ладонь. Вы думаете, даже знаете, что шарик упадет. Но он не падает, а взмывает вверх, словно красный воздушный шарик, надутый водородом… Возмущенная логика легко может вызвать тоскливое чувство страха…
Именно такую тоску, такой страх он испытывал на поле, но он шел дальше психиатра, придавая страху почти осязаемую форму, форму злого духа, присутствующего на поле и со злобой отклоняющего мячик от его пути к победе.
— К дьяволу… — ворчал он.
В этот момент постучал лакей и сказал, что пришел Сэм Брайер.
* * *
Брайер был весел.
— Хелло, старая перечница, — воскликнул он, — мы вас не видели вчера на гольфе. Очень жаль, ибо вы узнали бы, что наши добрые друзья из „Уайт-Сендз“ будут представлены на открытом чемпионате в Сент Эндрюсе! Собирался комитет. Из сорока голосующих двадцать два отправляют на это сверхзнаменитое поле вас.
— Вот как! — удивился Майор. — Большинство не подавляющее. А кому достались другие голоса?
— Два за Мергравса… Шестнадцать за вашего покорного слугу.
— Шестнадцать… — пробормотал Майор.
— Действительно, удивительно… поскольку есть шестнадцать членов „Уайт-Сендза“, почти идиотов, которые считают меня гольфистом, способным выступать на столь древнем поле… Э, друг, что с вами приключилось?
Гарри увидел, что Сэм смотрит на него с удивлением.
— Ничего не случилось, насколько я знаю…
Брайер жестом указал на зеркало.
— Это произошло вдруг… Нет… нет, не смотрите…
Но Майор уже увидел. Его лицо приобрело жуткий желтый цвет с зелеными тенями, а глаза превратились в печеные топазы.
— Звоню врачу, — сказал Брайер, направляясь к двери.
Гарри рухнул в кресло. Бок разорвала ужасная боль. Как от удара кинжала.
* * *
— Дух… — пробормотал больной — Дух явился…
Врач ушел, оставив лекарства. Теперь на столике стояли пузыречки и коробки с порошками.
После короткого бреда больной час пролежал в полной прострации. Теперь Гарри был спокоен и мог здраво мыслить. Боль прекратилась.
— Злой дух принял облик, — спокойно произнес он. — Сэм Брайер… Я знал, что он ревнив.
Он задумался, пытаясь припомнить все факты.
Конечно! Это головокружение после свинга, этот странный страх на поле появлялся лишь в присутствии Сэма Брайера.
В тот день врач, говоря о виски и тропиках, рассеянно добавил: „Болезнь может также иметь эмоциональную причину, тогда это опаснее, но это не ваш случай“.
Однако, ошибались и Гиппократ, и Гален.
— Дух… Сэм Брайер… — простонал Гарри Майор.
Он встал, открыл ящик стола, извлек „браунинг“ и проверил, все ли патроны на месте.
— Дух… Сэм Брайер…
Оружие выпало из его рук. С ним случился сильнейший нервный припадок.
* * *
Он умер через три дня, в день своего сорокатрехлетия. В возрасте Аллена Робертсона…
* * *
На открытом чемпионате от „Уайт-Сендз“ выступал Сэм Брайер. Он был жалок.
Седьмая лунка
Старейший член гольф-клуба — личность, каких нет в других видах спорта. Его никогда не забывают; за ним сохраняется вся его слава; никому не придет в голову приставить к его имени „старик“; его никогда не оставят в одиночестве в баре. Он всегда отличается почтенным возрастом по естественным причинам и по-прежнему здоров. Он начал играть в двадцать лет и остался верен своему клубу, часто по причине одержанных побед.