День вывалился из суток.
Две ночи прижались друг к другу.
Довоенная ночь была розовой и пахла женскими духами.
Первая военная ночь была Незнакомкой.
Она разрослась, как широкое, полное листьев дерево, и закрыло своим легким и шумным телом наши книги, картины и афишы.
В эту ночь, настоящую, как сгущенная ночь планетария, приехала заплаканная Марианна.
Ночью я заболел.
Жар поднимал меня с подушек. Горячо и сухо прижимался ко мне и вдруг неожиданно наот-машь бил меня по лицу. Я падал с подушек, скатываясь под гору и цепляясь волосами за кустар-ник. Холодно становилось так сразу, что трудно было сказать даже, холодно ли это.
Врачи настойчиво вычерчивали расширенное предсердие, но я уже хорошо знал, что теперь уже и за сердцем - легкие.
Утро было задумчиво дымчатым и шершавым.
Я долго ловил плавающие рукава халата, встал и с трудом добрался до телефона. Марианны не было. Евгения Иоаникиевна велела лежать. У меня очень высокая температура. Все время, не переставая, мелко бьется телефон. К телефону прижимаются подушка на щеках. Все стало похожим на бесконечный ряд перфорационных отверстий в кинопленке. Я старался запомнить каждое из них, но они слишком похожи друг на друга и, не останавливаясь, текут вдоль кадров. Потом Женя. Люся. Лена. Приехали папа и мама. Привезли журналы. Мама уехала. Он остался один, расстроенный. Потом уехал. Надя, Галя и Вера. Потом опять Женя. Марианны - нет. Я встал опять позвонить ей. У нее плохое настроение. Заниматься ей не хочется, но это необходимо - у Марианны сессия. Мне она советует больше лежать. Кроме того, она выписывает мне рецепт: не волноваться и валериановые капли. Вставать мне очень вредно. Потом Марианна прощается. Она говорит, чтобы я непременно выздоравливал. Потом, что-то высчитав, обещает:
- Впрочем, я, наверное, часа в два зайду к вам.
И запечатывает трубкой.
(Примечание автора. Эта книга менее всего мемуары. Читатель должен ни на мгновение не упускать из виду, что это nature morte, и, не переставая, переводить себе для уяснения смысла это слово на русский язык. В этом натюрморте ничего, кроме мнений Аркадия и Марианны о ряде книг и картин, музыкальных сочинений и философских сентенций, а также нескольких весьма интенсивно окрашенных предметов на среднем плане, нет.)
Далее следует одно очень важное сообщение.
МАЛАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ ГЕРОЯ И АВТОРА:
О причинах раздвоения героя
Каждый из нас, дойдя до этой страницы нашей жизни, независимо один от другого, окончате-льно убедился в том, что ответственность за свои поступки мы должны нести отныне каждый в отдельности.
Это решение явилось в связи с тем обстоятельством, что роман писался весьма длительное время и претерпел несколько радикальных метаморфоз, количество которых приблизительно равно количеству вариантов и редакций романа. За это время, а также за время, прошедшее после окончания книги, в жизни автора и его любимой героини произошел ряд важных происшествий, которые, естественно, оказали серьезное влияние на их мнения касательно целого ряда предметов и событий. Ничего подобного не произошло с героем, вынужденным тотчас же с окончанием кни-ги о нем остановиться в развитии своих мнений и поступков и вынужденным думать и поступать так, как он это делал на протяжении немногих дней, о которых повествуется на этих страницах.
Таким образом, мы, герой этого сочинения и его автор, в этой своей Малой декларации заявляем:
отныне, с этой страницы о некоторых вопросах и действиях мнения автора и его героя утра-чивают свою идентичность. В силу этого обстоятельства автор считает своим долгом в отдельных случаях делать некоторые замечания, подобные тем замечаниям, которые читатель уже знает по предшествующему тексту.
(Примечание героя. Книга эта могла бы стать вполне образной, если бы я обманул вас и личное местоимение "Я" склонял в третьем лице. У него с легкостью и удовольствием можно описать прическу и цвет лица. Описывать свою прическу для себя - то же самое, вероятно, что, шагая по улице, приговаривать: а вот я поднял правую ногу, а теперь опустил правую, потом поднял левую. Для читателей, которые все вместе поместятся на одном средних размеров диване, тоже не стоит описывать хорошо им известную прическу. А эта книга - для них. Кроме того эта книга для меня самого. Просто нам не нужно описание моей скромной и незатейливой прически.
