Из травы выглядывал мягкий татарский сапог. Горецкий наклонился. Муса лежал в траве ничком, беспомощно подставив небу бритый затылок в мягких складках. Горецкий прикоснулся пальцами к его шее, затем осторожно перевернул на спину. Трава под телом была темная от крови, ватный кафтан Мусы на груди пропитан красным. Оглядев рану, Горецкий вернул тело в прежнее положение, выпрямился и повернулся к своим спутникам:
— Господа, я прошу вас не приближаться к трупу. Убийца мог оставить здесь следы.
Затем он внимательно оглядел кусты, развел ветки руками, наклонился.
Разглядев что-то на земле, он достал из кармана небольшой конверт и пинцет, поднял с земли несколько окурков и спрятал их в конверт.
Затем он отошел от места преступления к калитке, осмотрелся и обратился к Колзакову:
— Николай Иванович, скажите, как вы нашли тело? Ведь отсюда, от калитки, его не видно.
— Я уронил кольцо, — ответил Колзаков, — оно откатилось в сторону, я наклонился и… и увидел….
— Кольцо? Какое кольцо? Позвольте полюбопытствовать!
Колзаков протянул полковнику правую руку, на среднем пальце было простое золотое кольцо. Горецкий осторожно взял его двумя пальцами, кольцо очень легко соскользнуло.
— Это память, — смущенно пояснил Колзаков, — мне подарила его одна женщина… Кольцо немного великовато и часто соскальзывает, но я ношу его постоянно… Борис совершенно машинально представил себе, что сказал бы покойный Стасский в ответ на замечание Колзакова о том, что кольцо подарила ему женщина.
Каких злых насмешек наслушался бы несчастный капитан!
Горецкий осторожно надел кольцо обратно на палец Колзакова, при этом немного задержал руку капитана. Затем он обвел взглядом своих спутников и сказал:
— Что ж, господа, думаю, что теперь даже самые скептические из вас уверились, что дело серьезное. Если в случае с поручиком Стасским вы могли позволить себе сомнения, то уж теперь-то никто не сможет отрицать, что ваш хозяин Муса умер насильственной смертью. Такие совпадения настораживают.
Все подавленно молчали.
На пороге дома появилась в это время закутанная до глаз женская фигура.
Колзаков шагнул к ней и проговорил срывающимся голосом:
— Фатима-ханум, я должен сообщить вам горестную весть: кто-то зарезал Мусу, вашего мужа.
Несчастная женщина, оттолкнув капитана, бросилась к распростертому на земле телу. Она обняла мертвого мужа и разразилась рыданиями, сквозь которые прорывались татарские и русские слова:
— Ай… Не ходила воевать… Красная, зеленая, белая… В лес не ходила… Ай… все равно убила…
Горецкий осторожно, стараясь не производить никакого шума, пошел к дому, и остальные последовали за ним. Полковник разместился в комнате Бориса. В доме творился форменный кавардак: слышались крики и плач женщин, пришли из деревни старики и уселись во дворе, переговариваясь по-своему. Колзаков, расстроенный, с опущенными плечами, расставил солдат у калитки, чтобы отгоняли любопытных и пропускали во двор только родственников. Еще одного солдата он поставил на то место, где нашел Мусу. К тому времени тело уже унесли в дом. В комнате, где ночевал Борис было относительно тихо. Саенко, понимая, что хозяйке теперь не до них, притащил с кухни большой медный чайник и сухие лепешки. Сахар был у него привезен с собой.
После скудного завтрака под непрерывное ворчание Саенко полковник посмотрел на Бориса с ожиданием:
— Вижу, что теряетесь в догадках, Борис Андреич, зачем я сюда приехал, но об этом после. А сейчас поговорим об убийствах.
— Меня больше поразило убийство Мусы, чем Стасского, — честно признался Борис. — Поручик, как вы уже неоднократно слышали, был неприятным человеком, а кому помешал безобидный татарин? Или он видел убийцу?
— Боюсь, что разочарую вас, но скажу, что, по моему мнению, эти два убийства никак не связаны. Даже больше: возьму на себя смелость утверждать, что среди тех, кто был вчера на вечеринке, нет убийцы Мусы.
— Вы хотите сказать, что никто из нас не мог этого сделать?
— Теоретически мог, но вот если руководствоваться логикой…
— Это радует, — негромко произнес Борис, — но не поясните ли вы свои слова? Сначала вы постарались убедить всех, что среди нас — убийца поручика Стасского, чью смерть мы считали естественной, теперь же, когда несчастный Муса безусловно убит — снимаете с нас подозрения…
