— Я, господа, доверяю полковнику Горецкому, я знаю его давно и считаю, что на свежий взгляд легче разобраться в происшедшем. А дел у нас особенно никаких и нет. Мы с Колзаковым свободны до пяти часов, пока красные не начнут обычного артиллерийского обстрела, а ваша канонерка окончательно повреждена после вчерашнего, так что вам бы нужно уезжать отсюда по суше, но на день можете задержаться. Юлия Львовна, вы поддерживаете мою просьбу о расследовании?
— Ну, разумеется, — рассеянно ответила она, ни на кого не глядя и думая о чем-то своем.
Борис даже обиделся немного, потому что после прошлой ночи Юлия не проявляла никак своего отношения к нему, держалась подчеркнуто равнодушно.
Разумеется, он не требует, чтобы она при всех бросалась к нему на шею, но хоть теплый взгляд бросить украдкой она может?
— Стало быть, все уладилось, — оживился Ткачев, — просим, полковник, задавайте свои вопросы.
— Хорошо. — Горецкий обвел взглядом окружающих и снял пенсне. Лицо его при этом сделалось суровым и решительным. — Как я понимаю, сейчас здесь присутствуют все участники вчерашней неудавшейся вечеринки, за исключением капитана Колзакова.
— А это как раз очень странно, потому что именно Колзаков вызывает наибольшие подозрения, — воскликнул Ткачев. — Вы, господин полковник, поймите меня правильно, у меня лично Николай Иванович не вызывает никаких отрицательных эмоций, но факты… факты говорят сами за себя.
— Вот как? — Горецкий поднял брови. — Изложите же факты, лейтенант.
— Не могу сказать, что делаю это с удовольствием, но пусть присутствующие меня поправят, если я ошибаюсь. Колзаков с покойным поручиком находились в постоянной вражде. Это заметили мы все, как только здесь появились. Поручик Ордынцев находится здесь дольше нас, он подтвердит.
Борис кивнул без особого желания.
— Далее, вчера вечером праздничный ужин, если можно так выразиться, не успел как следует начаться. То есть мы еще ничего не успели съесть, а только пили вино.
— Не все, — вставили хором Борис и капитан Сильверсван.
— Стало быть, яд был в вине, а Колзаков открывал бутылку.
— Но если бы он наливал вино из отравленной бутылки, то пострадали бы в первую очередь мы с вами! — живо прервала Ткачева Юлия Львовна. — Мне он налил первой, а потом — вам. Но мы с вами живы, стало быть, в бутылке вино не было отравлено.
— А вот вы, господин лейтенант, пили с ним из одного бокала.
— Вот именно, но я — жив.
— А он — мертв, — угрожающе проговорил Борис, — после того, как вы передали ему остаток вина.
— Что вы этим хотите сказать? — Ткачев вскочил на ноги, уронив табурет. — Я выпил то, что налил мне Колзаков, выпил быстро, в отличие от Стасского, и передал бокал ему. Я действительно хотел с ним да и со всеми встретить мирно это так называемое Белое Рождество. — Он криво усмехнулся.
— А мы вообще не пили вина и не прикасались к бокалу! — воскликнул Сильверсван. — Мы смотрели и слушали ерничанье Стасского и ждали, пока он отдаст нам пустой бокал…
— Мда-а, тогда я попрошу, господа, чтобы каждый из вас по очереди уделил мне некоторое время, — сухо произнес полковник Горецкий. — Вы расскажете мне обо всех событиях вчерашнего дня. Могут быть важны любые детали, самые незначительные, поэтому я и хочу беседовать с каждым из вас отдельно, чтобы сложить затем полную картину происшедшего из отдельных фрагментов. Кстати, где же капитан Колзаков?
Именно в этот момент дверь распахнулась, и Колзаков возник на пороге.
— Легок на помине! — воскликнул Ткачев.
Реплику его никто не поддержал: по лицу Колзакова все поняли, что произошло еще что-то.
— В чем дело, господин капитан? — спросил Горецкий, прервав затянувшуюся паузу.
— Кто-то убил Мусу, нашего хозяина, — ответил Колзаков.
— Боже мой! — Юлия Львовна прижала пальцы к вискам. — Полковник прав, среди нас убийца!
— Где убитый? — деловито спросил Аркадий Петрович Колзакова.
— Возле забора, почти перед самой калиткой.
Горецкий быстрым шагом направился на улицу, все остальные устремились следом.
Выйдя за калитку, Колзаков свернул вправо и подошел к росшим почти возле самого забора густым пыльным кустам жимолости.
