— Но ведь все люди когда-нибудь умрут! — Бориса пугал этот разговор.
— Не нужно, не нужно ничего бояться, — прошептала Юлия, касаясь волосами его щеки, — ты не умрешь, будешь жить долго и…
— И счастливо? — усмехнулся Борис.
— Про счастье не знаю, но на войне с тобой ничего не случится. Ты умрешь нескоро, своей смертью. Верь мне, я знаю, я чувствую…
— Я верю, — с удивлением протянул Борис, Он прислушался к себе и понял, что черное облако больше не сжимает его сердце. За окном, приветствуя восход солнца, пели птицы. Рядом с ним была прекрасная женщина. Борис понял, что вновь возродился к жизни.
— Ты — добрая волшебница? — смеясь, спросил он. — Фея из сказки?
— Нет, — она улыбнулась, и лицо ее чудно похорошело, — я — обычная женщина, но я должна была сделать это для тебя.
— Но почему именно для меня? — против воли спросил он.
Тень пробежала по лицу Юлии, улыбка ушла, глаза смотрели строго и отчужденно.
— Больше не нужно вопросов. Прошу тебя: запомни эту ночь.
— Запомню, — согласился Борис, понимая, что продолжения ночи не будет.
На следующее утро по просьбе Колзакова пришли две татарки из деревни и обрядили покойного в чистое. Православного священника не найти было за сто верст вокруг, так что отпевать Стасского было некому. К тому же возникли еще разногласия по поводу предположения Сильверсвана, что Стасский, поскольку имел польскую фамилию, мог быть не православным, а католиком. Никто наверное ничего не знал, Стасский никогда про свое вероисповедание не говорил, и даже креста на нем не было. Колзаков заказал татарам сколотить гроб, и решили, что каждый прочитает над покойником какие помнит молитвы, а пока положили усопшего на стол в самой большой комнате хозяйского дома. Борис, выйдя за каким-то делом из дома, увидел в дальнем конце деревни подъезжающую арбу. Татарин-возчик остановился и заговорил с кем-то из местных, а с арбы соскочили и пошли пешком два человека. Сначала Борис увидел, что это офицер и солдат, потом ему показались знакомы их фигуры и походка, и наконец он понял, что к нему приближаются Аркадий Петрович Горецкий и его верный Санчо Панса Саенко.
Борис, удивленный и обрадованный, пошел им навстречу.
— Ваше благородие! — издали крикнул Саенко. — Здоров ли?
— Вот так встреча, Пантелей Григорьевич, — усмехнулся Борис.
Он поздоровался с Горецким и повел вновь прибывших к дому, расспрашивая о причинах приезда. Впрочем, Горецкий в обычной своей загадочной манере ответил ему крайне уклончиво, а Саенко сел на своего любимого конька:
— Ох и подлый же народ эти татары! Возчик-то содрал три шкуры, а вез так, что все бока отбил. И такое-то подлое место стрелка эта! Воды и то не попить, соль одна да горечь. Как этот татарин пьет — это только одно удивление. Такой воды и лошади в рот не возьмут. А его татарские коники, видно, привыкши — пьют да помалкивают. А ночевали-то как плохо у сторожа соляного… Войдя в горницу, Горецкий удивленно воззрился на мертвого поручика. Саенко перекрестился.
— Батюшки! Что ж это? Упокойник у вас? Осколком, что ли, его убило?
— Нет, — Борис помрачнел, — как ни странно, поручик Стасский скоропостижно скончался вчера вечером. Должно быть, разрыв сердца.
— Что вы говорите? — удивленно взглянул на Бориса Горецкий. — Мне казалось, что уже несколько лет я сталкиваюсь только с насильственной смертью. Резаные, колотые или огнестрельные раны — вот и все разнообразие, а сердца, кажется, у всех выздоровели.
Аркадий Петрович подошел к столу, на котором лежал покойник, и наклонился над телом. Он внимательно осмотрел лицо Стасского, присвистнул и осторожно расстегнул воротник мундира.
Борис удивленно следил за действиями полковника. Горецкий внимательно оглядел шею трупа, затем обследовал его запястья. Наконец он поднял на Ордынцева крайне озабоченный взгляд и сказал негромко:
— Этот человек не умер естественной смертью. Как большинство людей в наше время, он был убит.
В дверях раздался приглушенный вскрик. Борис обернулся и увидел на пороге Юлию Львовну.
— Как — убит? — испуганно проговорила она. — Почему вы знаете? Кто вы?
— Полковник Горецкий, Аркадий Петрович, — представил Борис своего бывшего шефа. — А это — Юлия Львовна Апраксина.
