Еще вчера на видном месте среди сказочных и баснословных генералов висел большой олеографический портрет Антона Ивановича Деникина, но сегодня, ввиду неудачных обстоятельств на фронте, содержатель заведения почел за лучшее Деникина убрать до лучших дней и подумывал, не поступить ли так же с остальными портретами — хотя и неизвестные, а все ж таки генералы… Сам содержатель внушительною громадой возвышался за стойкой своего заведения, что было не совсем обыкновенно: в такой ранний час вряд ли он мог ожидать больших барышей. И правда, только один тщедушный субъект, одетый в какую-то рваную хламиду, не похожую ни на какой предмет одежды, надеваемой обыкновенным человеком, успел уже нализаться до полного бесчувствия и спал за одним из дощатых столов, изредка вздрагивая во сне и испуская тоненький жалобный стон, какой издают иногда сквозь сон небольшие собаки.
Видно было, что хозяин заведения кого-то поджидает — он все к чему-то прислушивался да нет-нет и взглядывал в маленькое сильно закопченное и запачканное оконце.
Наконец ожидание его увенчалось успехом: в окошко кто-то чуть слышно постучал костяшками пальцев определенным, условным и заговорщицким стуком.
Хозяин поспешно бросился к двери и впустил в трактир невысокого, но крепкого и широкоплечего человека в белом перепоясанном полушубке и лихо заломленной каракулевой кубанской папахе.
— Ну что? — спросил гость, оглядываясь. — Ждет ли?
— Сейчас кликну, — отвечал хозяин, поворачиваясь к внутренним помещениям.
— А это еще что за личность? — подозрительно взглянул гость на спящего пьянчужку.
— Дак, изволите видеть — пьянь подзаборная, — любезно рекомендовал хозяин своего неказистого клиента.
— Ты… это… выкинь его от греха.
— Не извольте беспокоиться. — Хозяин осклабился, прихватил спящего забулдыгу одной рукой за шкирку, как кошка хватает своих слепых детенышей, подволок его без видимого усилия к двери и безжалостно выкинул в подтаявший мартовский снег. После этого он снова повернулся к внутренним покоям и довольно громко окликнул:
— Ваше благородие! К вам прибыли-с!
Откинулась занавеска, закрывавшая вход в заднюю комнату трактира, и на свет вышел высокий человек, до глаз закутанный в черную, косматого меха бурку, незаметно переходящую в такую же косматую черную папаху. Единственное, что можно было разглядеть в полутьме заведения, были его яркие выразительные глаза.
— Ну что, привезли? — спросил этот новый персонаж у гостя в полушубке. — Какие там новости?
— Товарищ Макар очень торопит. Теперича скорей надо мятеж поднимать, пока вся эта белая сволочь в Крыму не обжилась да не закрепилась.
— Это да, это да… — отмахнулся человек в бурке как от чего-то неважного, — ты говори, привез ли от Макара что обещал?
— А как же ж… Вот, от товарища Макара гостинец, — гость показал объемистый и тяжелый по виду замшевый кошель, — а где оружие?
— Сейчас-сейчас, будет тебе оружие. — Человек в бурке протянул руку к замшевому мешочку.
— Э, нет, — гость попятился и волшебным невидимым движением создал в своей руке черный вороненый маузер, — чтой-то мне, товарищ, твои ухватки не нравятся. Покажи-ка ты мне сперва оружие, а потом уж за кошель хватайся.
— Ничего, ничего, — закивал человек в бурке, осторожно наступая на гостя и вместе с тем делая глазами какие-то знаки стоящему позади гостя хозяину трактира.
Гость отпрыгнул и развернулся, переводя маузер в сторону второго противника, но трактирщик уже, бешено вращая глазами, опускал на него огромный мясницкий топор. Несчастный не успел ни выстрелить, ни увернуться, только немного отстранился, и широкое лезвие топора, скользнув по каракулю папахи, глубоко рассекло плечо, едва не начисто отрубив правую руку.
— Ах ты, профитроля… — приговорил трактирщик, снова поднимая топор, — врешь, не уйдешь, куда ж ты без руки…
Кровь из разрубленного плеча пульсирующим потоком хлынула на белый полушубок. Раненый закачался, глаза его затянуло смертной поволокой, но трактирщик, не останавливаясь на полпути, снова опустил топор, с отвратительным треском раздвоив череп, и радостно примолвил:
— Ух, пустим кровушку на волюшку!..
