Или скажем так: познавательно правильное мышление с течением времени превращается в технологию, в противоположность «неправильному» мышлению, которое выходит за пределы реального мира, не замечая этого, и создает фикции вроде философских систем, мировоззрений, мифов и т. п.
Еще одно: есть два вида «фантазий». Одни в конце концов перестают быть «всего лишь фантазиями» и становятся элементом окружающего мира нашей цивилизации. Фантазии второго вида, будь то труды Платона или драмы Шекспира, никогда не покинут сферу нашего сознания, чтобы материализоваться обособленно от всякого мышления.
Но чтобы все же не выглядеть, представ перед Всезнающим, жалким глупцом из-за своего ненасытного любопытства, я бы сократил все мои вопросы до одного-единственного: что имеет смысл, а что является бессмыслицей в речах выдуманного мной Колосса Искусственного Интеллекта, названного «Големом XIV»?
Я достаточно дерзок, чтобы и в отсутствие этого Всезнающего утверждать, что в моих трудах, например в «Големе XIV», заключена определенная доза пророчества. Ибо многое из того, что мои сегодняшние (компетентные в науке) читатели считают гипотезами, которые следует воспринимать всерьез, я придумал пятнадцать или двадцать лет назад, и ход времени превратил мои в то время экстравагантные или гротескные иллюзии в тему для научных разговоров сегодня.
Но сейчас я не могу заговорить с этими читателями на улице, чтобы показать им тексты своих первых изданий. Мою дерзость извиняет только то обстоятельство, что я никогда не думал о каком-либо пророчестве. Я только задавал себе вопросы, на которые никак не мог найти ответов, и из-за этого чувствовал, что вынужден ответить на них сам себе, несмотря на рискованность своего дилетантства. При этом я считаю важным признание в том, что я десятилетиями не знал, что, собственно говоря, заключено в моих книгах. Потому что в начале каждой книги не было четко сформулированных вопросов и тем более заранее предсказанных ответов. Я совершенно интуитивно шел вперед, отчасти серьезно, отчасти шутя, одним словом, это было сооружение архитектора, который строит и строит, без конкретного плана в голове или совсем без готовых штабелей строительного материала на строительной площадке.
Я пишу это «Предисловие впоследствии» не только потому, что оно предваряет сборник дебатов берлинского семинара[76], а еще и с другой, более важной целью взглянуть на труд всей своей жизни.
Пророчество имеет преимущества и недостатки. Так как преимущества банальны, о них я лучше умолчу. В этом отношении важнее недостатки, поскольку они имеют отношение не к конкретному человеку (автору), а к его «стратегической» (когнитивной) позиции. Ведь тот, кто пытается пробиться сквозь окружающий нас горизонт понятий, располагает очень примитивными инструментами: расплывчатыми представлениями, предчувствиями из разряда мечтаний (как известно, существует много мечтаний, содержание которых нельзя передать повседневным языком). Иногда, чтобы сопротивляться существующим в настоящее время взглядам авторитетных ученых, требуются любопытство, мужество и дерзость, даже еще сила воображения. При этом человек находит поддержку в определенных фактах из истории науки и/или думает, что специалисты ошибаются, когда оставляют без внимания существенные, но отдаленные для них области естествознания. В то же время нужно понимать, что нет путеводной звезды с надписью: «Все, что сегодня считается невозможным, завтра будет возможно».
Поскольку это, конечно, бессмыслица. Когда кто-то подобно мне постоянно прыгает из одной области науки в другую, как своего рода любопытная блоха, то в качестве первого правила, которому этот человек должен следовать, само собой напрашивается то, что он должен оставаться скромным в своих познавательных претензиях. Эта скромность касается как данного человека, так и всего человечества.
Я, бедная блоха, тем не менее замечаю, что различные ветви науки – как железнодорожные поезда, которые проносятся мимо друг друга в противоположных направлениях. Квантовая физика «одушевляется», так как она больше не может исключать воспринимающего и принимающего решения наблюдателя из объектной области. В то же время психология отправляется в уже покинутую физикой область, «материализуя», то есть овеществляя, субъективно-духовное (в бихевиоризме).
