— Нет, — неуверенно ответил ему наконец Петерс. — Ростовцы провокатора не называют. Просто они так считают...
Слово «считают» он выделил нажимом голоса:
— И просят быть поосторожнее...
Теперь голос его звучал неуверенно.
— Поосторожнее, — издевательски подхватил Азеф. — Они, видите ли, просят!
Лицо его было по-прежнему багрово, но ярость уже отступала, а с ней опять отступал, исчезал и мерзкий, панический страх: нет, он не провален, напрасно он думает об охранке так плохо, сотрудников они своих берегут, без сотрудников им с революцией не сдюжить!
— Что ж, товарищи, ростовцы не так уж и виноваты. Окажись мы в таком, как они, положении, запаниковали бы куда больше. А из нас пока, слава Богу, никто не арестован, кончаем курс, возвращаемся в Россию с хорошими дипломами и на хорошие места. Был бы в нашей среде провокатор, было бы все по-другому. Вот и выходит — нас от этой нечисти судьба пока избавила!
Он торжествующе оглядел кружковцев, лица их просветлели, они ловили его взгляд и кивали, выражая свое с ним согласие. Лишь Петерс сидел потупившись, и Азеф уже не сомневался, что именно он заварил всю кашу и даже собрал кружковцев заранее, до того, как придет он, Азеф, чтобы бросить на него тень. Теперь все было ясно — «массовик» хотел скомпрометировать его, Азефа, чтобы самому захватить главенство в кружке, чтобы диктовать этим недоучившимся баранам свою политическую линию.
И от этой мысли Азеф почувствовал себя увереннее и даже повеселел: да, знать, и в самом деле ему предстоит большое плавание, если оппоненты уже воспринимают его так всерьез.
— Что, товарищи, будем считать, что с этим маленьким инцидентом покончено навсегда?..
И опять он упер взгляд в бледное лицо Петерса:
— Ты согласен, товарищ?
Петерс скривился, но утвердительно кивнул:
— Да...
Это «да» Азеф запомнил на долгие годы. Иначе быть и не могло. Впервые тогда, в Карлсруэ, он был на волоске от провала, от крушения всей своей блистательной и фантастической карьеры крупнейшего провокатора русской революции. И «да» Петерса убедило его в том, что испытания, которые встретятся на его пути, он преодолеет, обязательно преодолеет, в силах преодолеть.
Уже потом, через годы, Петерс будет вспоминать, что после случая с сообщением из Ростова кое-кто из кружковцев стал все-таки относиться к Азефу сдержаннее. Были потайные разговоры и о недоверии — кружковцы словно оправились от азефовского гипноза, но дальше этого дело не пошло. А потому участники кружка стали потихоньку разъезжаться, в кружок поступали студенты-новички, для которых Азеф был уже ветераном, внушающим самое искреннее уважение, стоящим над всеми и надо всем. Его библиотека революционных авторов была подобрана с большим толком и знанием дела, а деньги, которые он брал за пользование книгами, шли на приобретение новинок (Департамент полиции был в «постановке» библиотек опытен, как и в других приманках для зеленой революционной молодежи).
Я забылся только под утро. Сна, собственно, не было, были какие-то провалы в нечто смутное, дерганое, мешанина реального и фантастического. Мне казалось, что я вижу Азефа, слышу его голос, читаю его мысли... Он вновь и вновь возвращался в мое сознание, настойчиво, навязчиво, как тяжелый кошмар, и я был перед ним беззащитен.
И наконец, измученный всем этим, я вынырнул из кошмарного полубреда, ища спасения в реальности.
Зарядка, душ, завтрак, обработка материала для передачи по телефону в редакцию — все это помогло мне восстановить душевное равновесие, но вскоре я поймал себя на том, что с нетерпением ожидаю второй половины дня, когда Никольский откроет свою библиотеку и можно будет к нему отправиться.
И всю дорогу, пока я ехал в библиотеку, мне казалось, что я найду ее закрытой и никогда не узнаю чего-то важного, ради чего Никольский затеял вчера весь этот разговор в кафе на набережной и вызвал из далекого небытия дух самого Азефа.
Но Никольский, когда я приехал в библиотеку, был уже на месте. Он сидел за своим рабочим столом в сырой полутемной комнате в толстом домашнем халате, на голове вязаный шерстяной колпак неопределенного цвета, на скрюченных подагрой руках — коричневые нитяные перчатки с обрезанными пальцами.
