(Он прищурился и наморщил лоб, то ли вспоминая что-то, то ли подсчитывая)
— ...около пяти тысяч рублей.
Рачковский и Герасимов еще раз переглянулись, и Петр Иванович инициативу взял на себя:
— Хорошо, Евгений Филиппович, вы получите эти деньги в самое ближайшее время. И... продолжим наше сотрудничество !
— Да, да! — подтвердил слова Рачковского Герасимов. — Петр Иванович по-прежнему будет руководить вами, но... — Последовала многозначительная пауза... — Мы будем отныне встречаться только втроем, дабы не повторять прошлые ошибки. А теперь к делу.
«К делу» вылилось в подтверждение того, что полиции было уже известно о «трех извозчиках», готовящих покушение на Дурново. О второй группе боевиков, руководимых Савинковым и запятых тем же, но все еще, как понял Азеф, неизвестных полиции, им не сказано было ни слова. Не отдал он и группу, ставившую в Москве покушение на местного генерал-губернатора Федора Васильевича Дубасова.
А на следующее утро Герасимов уже докладывал министру о событиях, развернувшихся вокруг Азефа в предыдущие дни. Рачковский, недолюбливаемый министром, при докладе не присутствовал, и поэтому его быстро входящий в силу соперник в выражениях своих мыслей не стеснялся, поощряемый к тому циничными ухмылками и репликами министра.
— Этот агент Рачковского не произвел на меня благоприятного впечатления, Петр Николаевич, — говорил Герасимов. — Человек он крайне грубый и наглый, изворотливый. Когда понял, что установлен как участник постановки покушения на ваше высокопревосходительство, заявил, что занялся этим потому, что решил, что он свободен от службы в Департаменте, будто агентам, оставившим у нас работу, совершенно естественно переходить в террор. Нового для нас ничего в «деле извозчиков» не осветил.
При этих словах Дурново поморщился: вот уже несколько недель по совету Герасимова он старался лишний раз не появляться на улице и до минимума сократил свои выходы в общество, словом, как бы пребывал под домашним арестом, плотно опекаемый агентами охранки. Подобное вынужденное затворничество раздражало его все больше и больше.
— Полезен он пока оказался лишь в двух вопросах, — продолжал докладывать Герасимов. — Первое — сообщил, что Гапон убит, повешен где-то на даче у самой финской границы. И второе — предупредил, что Зензинов ставит покушения на генерала Мина и полковника Римана. За возобновление сотрудничества потребовал выплатить ему жалование за последние полгода и возместить какие-то понесенные им якобы из-за Департамента убытки.
— Сколько же это всего? — поинтересовался Дурново.
— Рачковский обещал выплатить ему пять тысяч...
— А вы что думаете по этому поводу, Александр
Васильевич?
— А я думаю, Петр Николаевич, что Азефа вообще нельзя отныне использовать на нашей службе, — твердо ответил Герасимов.
— Это почему же? — попросил уточнить министр.
— Охотно изложу свои соображения, ваше высокопревосходительство. Прежде всего и у меня, и, как я выяснил, у Рачковского в отношении Азефа есть определенные сомнения. Нам кажется, что сомневается относительно его и кое-кто в революционных кругах. Он и сам боится, что революционеры могут проследить его связи с нами и убить. И наконец, другое — Азеф слишком долго с нами сотрудничает и, как я убедился сам, известен в Департаменте уже слишком многим. Филера говорят о нем в своей среде, как о крупном и высокооплачиваемом провокаторе. Какие могут быть гарантии, что кто-нибудь из наших вдруг не предаст Азефа его товарищам? Считаю, что с каждым днем он все больше и больше рискует...
— Да вы, я вижу, большой человеколюб, господин полковник! — цинично рассмеялся Дурново. — Столько заботы о каком-то провокаторе! Стоит ли нам так об этом печься... Ведь рискуем-то не мы, а он, так вот пусть он об этом и думает. Если он согласен на нас работать, то нам-то что об этом беспокоиться? Время сейчас такое, что каждый сотрудник нужен до зарезу. Пусть работает — там видно будет.
Он помолчал и продолжал уже другим, почти бухгалтерским тоном:
— Что же касается выплаты пяти тысяч... Что ж, я согласен. Если мы были готовы выдать сто тысяч покойному, по вашим словам, Гапону, что стоит ли вообще говорить о каких-то пяти тысячах! Платите, но... считаю, что Азеф должен перейти отныне в полное ваше распоряжение и под полную вашу ответственность, господин полковник.
