– Бен Уолтон. Я звонила.
– Удостоверение личности, пожалуйста?
Я вручила ему водительские права, он проверил мои данные на белом планшете с зажимом и покачал мне головой.
– В списке имеется Тея Уолтен. Никакой Каннинг. Имена должны совпадать. Он должен заполнить новый лист посетителей для вас, этот не обновлялся годами.
Очевидно, он никогда не ожидал, что я приеду.
– У меня есть старое удостоверение личности, – сказала я и открыла свой бумажник, вытащив старое удостоверение личности еще с колледжа; школа напортачила и вписала мое старое имя на нем. Я получила новый, но не смогла заставить себя выбросить его. Он взял удостоверение и поднес к моему лицу, а затем посмотрел на мои права.
– Встаньте туда, мы должны обыскать вас, – сказал мужчина, протянув документы мне обратно.
– Спасибо, – ответила, направившись туда, куда он указал.
– Не возражаете, если я проверю, нет ли каких-либо инородных предметов в ваших волосах и на теле? – спросила женщина, когда подошла.
Она спросила, но не думаю, что это был вопрос.
Кивнув, я развернулась. Она похлопала немного сильнее необходимого, но я ничего не сказала. Все это было похоже на бесконечный путь контрольно-пропускных пунктов, прежде чем меня наконец-то привели в комнату посещений. По телевизору я всегда видела стекло с телефонами по обе стороны, но в реальной жизни это больше напоминало клетку.
Охранник указал мне сесть, и когда я повиновалась, открылась дверь на противоположной стороне. Я затаила дыхание, когда он вошел, его руки, ноги и талия были скреплены цепью. Он такого же роста, как я и помню, с кожей, столь же темной как моя, и седыми волосами. Его лицо выглядит суровым, словно он принял столько ударов по лицу, что оно стало почти каменным. Я заметила большие бинты на шее, и способ его попытки самоубийства стал очевидным. Я затаила дыхание, борясь со всплеском эмоций, нахлынувших на меня. Он сел, но они не освободили его.
– Кто ты? – спросил он, как только поднял трубку.
Его голос был насыщенным и скрипучим, а в глазах, смотрящих на меня, не прослеживалось никаких эмоций.
Вытерев слезу с глаза, я попыталась не позволять этому обеспокоить меня. – Это я, папа. Тея Медвежонок? Помнишь?
Его глаза слегка расширились, но он ничего не ответил.
– Ты получил мои письма? А Селены?
Снова молчание.
– Ты не отвечал на письма, поэтому…
– Тебе не следовало приезжать сюда, – сказал папа мне и повесил трубку.
Я стукнула ладонью по стеклу, тем самым вынудив охранников шагнуть вперед с их мест у двери.
– Простите, – быстро пробормотала я и повернулась обратно к нему. Я жестом велела ему снова поднять трубку.
Он напряг челюсть, но вновь поднял трубку. – Чего ты хочешь?
– Я приехала, чтобы увидеться с тобой. Мне потребовалось два часа, чтобы добраться сюда…
– Я не просил тебя.
– Ну, тебе следовало бы! – я огрызнулась на него. – Тебе следовало попросить нас приехать. Ты должен был ответить нам на письма. И ты, безусловно, не должен был делать этого с собой. Мы – семья…
– Мы не семья. Ты не знаешь меня.
– Я знаю, что ты не совершал этого, и знаю, что ты – мой папа. Мне не нужно знать ничего больше. Мне наплевать на все остальное. Ты выйдешь отсюда.
Он покачал головой. – Во сколько тебе обходится этот новый адвокат? Я виделся с ним. Он выглядит так, словно я не могу себе его позволить. Вы все тратите впустую свое время и деньги…, я говорю тебе им всем наплевать. Я ви…
– Если ты скажешь «виновен», клянусь Богом, я психану. Это не то с чем ты должен мириться и не смей говорить это кому-либо здесь. Леви другой. Все изменится. Если деньги беспокоят тебя то, как только ты выйдешь, мы предъявим иск государству, и затем ты сможешь все оплатить. Но прямо сейчас мне нужно, чтобы ты сказал мне, что ты этого не делал.
Папа наклонился ближе. – Так ты все-таки не веришь мне.
– Я все также верю тебе. Мне просто нужно знать, имеются ли у тебя еще силы бороться. Я здесь и пойду по грани, но мне необходимо знать, что ты идешь со мной, папа.
Он прикоснулся рукой к стеклу и посмотрел на меня. – Я был готов умереть, зная в глубине души, что не делал ничего плохого. Зная, что покинул бы этот мир невиновным человеком. Апелляции, которые отклонили, больше не имели значения. Но затем ты и твоя сестра не могли не вмешаться и усложнили все своими письмами. Было легче, когда вы не разговаривали со мной.
