– Прекрати, – прошептал, не желая больше ничего слышать.
– Леви…
– Нет. Она не такой человек.
Я знаю ее.
Тристан нахмурился. – Она на самом деле шантажировала меня однажды, лишь чтобы получить то, чего она хотела…
– Нет! – огрызнулся я на них обоих, и они лишь посмотрели друг на друга. – Хорошо, допустим, что вы правы. Допустим, что в течение нескольких месяцев она морочила мне голову, и Тея настолько хорошая актриса, что я влюбился в нее. Ничто не меняется для меня. Даже если бы она призналась в этом прямо сейчас, то мне было бы больно, и я чертовски разозлился бы, но все равно находился бы прямо здесь, просматривая все эти файлы. Я все еще хотел бы помочь ей, даже если бы она предала меня таким образом. Спасибо за переживания обо мне, Бет, но я принял решение.
Тристан вздохнул, встал и направился в кухню. Вскоре он вернулся с еще двумя стаканам и налил нам всем выпить.
– Куда ты, туда и я. И когда все закончится, я возьму самый долгий чертов отпуск в своей жизни, – сказал он и протянул мне мой стакан.
– Спасибо.
Я достаточно сильно замерзла к тому времени, когда добралась до дома Аттикуса. Я не чувствую пальцев ног, такое ощущение, что их ампутировали. Когда он увидел меня, то не стал отпускать шуточки и не сказал ничего глупого. Вместо этого Аттикус отступил и раскрыл дверь, позволяя мне войти в крошечную с одной спальней квартиру, где я забралась на его диван.
Он укрыл меня толстым одеялом и поставил чашку горячего шоколада на журнальный столик, чтобы я выпила его, когда захочу. Аттикус сел перед диваном, смотря новости в тишине.
– Это – мой папа, – прошептала я, и он посмотрел на меня, а затем на мужчину азиата говорящего в телевизоре.
Если бы я могла, то обязательно рассмеялась бы.
– Нет. Внизу на новостной ленте, Бен Уолтон, убийца, который попытался совершить самоубийство. Это – он. Это – мой папа.
Теперь Аттикус понял меня. – Мой папа был кукурузным фермером, прежде чем стал губернатором.
– Спасибо, – сказала, вытирая слезы.
Он не высмеивал меня и просто пытался сказать, что ему наплевать.
– Говорят, он убил мать бывшей жены Леви.
Вот так просто все это довело меня до грани… начиная с того момента, когда я была ребенком из-за почти совершившегося преступления отчима, к этому последнему моменту с Леви, к тому мгновению, когда это ощущалось так, будто он всадил мне нож в сердце с улыбкой.
Уже в третий раз я прохожу мимо офиса. Она должна находиться там, но ее нет. Я видел всех своих студентов за исключением ее… прошло три дня с тех пор, как я видел ее в последний раз. Ни она, ни ее сестра не ответили ни на один мой звонок, и на данный момент я даже не знаю в порядке ли она.
– Вы можете прекратить ходить, она не придет сегодня, – сказал Аттикус мне с перекинутым галстуком через плечо, меняя лампочку.
– Так ты разговаривал с ней?
– Отчасти трудно не разговаривать, когда она ввалилась ко мне домой и все… у меня уже закончились хлопья, – ответил он, спускаясь с лестницы.
Я ощутил, как мои руки сжимаются в кулак лишь от вида его самодовольного выражения на лице, и мне пришлось заставить себя успокоиться.
Он – студент. Ему необходимо научиться, не лезть в мою личную жизнь.
– Каков процент дел, в которых заключают сделку о признании вины и улаживают их до суда? – спросил я как можно спокойнее.
Аттикус быстро выпрямился; – Менее пяти процентов.
– При этом по сравнению с «Levi Black and Associates»?
– В три… нет. В три с половиной раза больше.
– Почему?
Он замолчал, пытаясь придумать.
Слишком медленно.
– Поскольку великий адвокат не боится суда. Суды – ваша арена. Это был простой вопрос, мистер Логан, и не один ты, вероятно, в очередной раз произведешь впечатление, особенно на вашем выпускном экзамене. Ты отстаешь.
Аттикус кивнул, и я заметил, как он напрягся.
Гораздо лучше.
Мне удалось отойти лишь на метр, прежде чем я не удержался и повернулся. Я просто должен знать, должен спросить. – Как она?
– Под «она» вы подразумеваете Тею? – ответил он, – и чтобы вы знали, я – гей. Благодаря ей я могу открыто сказать вам это… теперь я могу сказать любому. Так что вы не должны беспокоиться о том, что я нахожусь рядом с ней.