Такой сигнал воспринял Иван Петрович, когда они с Леной подходили к остановке, и чуть не ответил, что при любом названии оригинала он считает перевод весьма удачным — откуда взять лучший русский эквивалент бессилия? И нужно ли? Хотел ответить, но вовремя удержался и получил новую порцию:
С приветом дядя, ей-богу, с приветиком. Все пальцы измял, ну и что? Теперь проводить захочет. Скучно…
Иван Петрович нерешительно помялся на месте, подумал. Подходил ее автобус.
— Спасибо, Леночка, за компанию, до свидания, — сказал он вдруг, хотя еще пару секунд назад мог бы поклясться, что никогда не откажется от проводов симпатичного существа в красном берете.
Похолодало. Иван Петрович добрался до дому к часам десяти и хотел сразу же залезть в постель. Но его поджидала Анна Игоревна с ужином, носившим следы какой-то праздничной идеи. И главное — не было вопросов и не приходилось возводить бастионы оправдательной блажи. Зато стопочка «Пшеничной» пришлась очень кстати. Он согрелся.
— Хочешь еще? — спросила Анна.
— Нет, спасибо.
X Тогда она ткнулась носом в воротник его домашней куртки и заплакала.
Через час они уснули, довольные друг другом и переполненные тем трудно определимым и незаслуженно забываемым чувством, которое иногда называют нежной признательностью.
15
Разумеется, в эту ночь к Ивану Петровичу не мог не прийти полноценный сон. И сон пришел.
Прежде всего, он увидел себя на берегу Пропонтиды, но почему-то не могучим рыцарем в блестящих доспехах, а маленьким мальчишкой, вылепливающим из влажного песка большой и красивый замок.
Он твердо знал, что раскинувшийся неподалеку город — не его родина. Он явился сюда как бы по пути, случайно, а истинная его цель — война за гроб Господень с неверными где-то там, на юго-востоке. И потому на рубахе его нашит небольшой красный крест — ведь не может быть, чтоб в столь древние времена под стенами Константинополя выбирали санитаров, да и в реальном своем школьном детстве Иван Петрович до такой должности никогда не дослуживался, а напротив, постоянно хватал замечания за грязные и обгрызенные ногти. Правда, специалистом по части песочных замков он был отменным.
Прямо на маленького Ваню налетел могучий всадник, подхватил его, и Ване, то есть Ивану Петровичу, почудилось, что они, как в сказке, одним прыжком перемахнули через высоченные константинопольские стены.
Так Крабов оказался в низкой, богато украшенной перламутровыми инкрустациями комнате один на один с Алексеем V, который действительно непрерывно хмурился, всем своим видом оправдывая кличку Мурцуфл.
«Отличное имя для кота, — подумал Иван Петрович, — а то все Васька да Васька…»
— Здравствуйте, Иван Петрович, — глухим голосом произнес император. Что делать будем?
— А что? — растерялся Крабов.
— Как что? — удивился великий базилевс. — Готовится штурм, Иван Петрович, не сегодня, так завтра эта крестоносная орда ворвется в город.
— Надо войско собрать, — поражаясь своей государственной мудрости, посоветовал Крабов.
— Вот! — громко воскликнул базилевс. — В том-то и дело, что ничего не выходит. Войско не хочет собираться. Никто и ни за какие деньги не желает идти под наши знамена. Впрочем, денег тоже нет — последние Ангелы успели всю казну крестоносцам сплавить. Дескать, те — тоже христиане, только ищут бога своим путем. Мы бы их шайку шапками закидали — у нас перепроизводство головных уборов, — но теперь ни одна живая душа и шапкой кинуть не хочет.
«Откуда он выучился так по-русски шпарить? — поразился Иван Петрович. Вот будет комедия, когда я объявлю в Академии наук, что византийский император совсем прилично по-нашему изъясняется…»
Но эта глубокая мысль не получила должного развития. Алексей V начал генерировать, и Иван Петрович страшно обрадовался, что его способности не исчезли от такого дальнего броска во времени.
Сей рыцарь — явный шпион Бонифация, в аду мне гореть, если он не лазутчик. За чей счет он стал бы носиться по столетиям? А может, венецианцы? Не устроить ли ему небольшую пытку?..
От последней идеи базилевса прошибло Ивана Петровича холодным потом. Греки, резонно полагал он, очень приличные мастера насчет пыток. Впрочем, кто не мастер в этой области? А испытывать на себе достижения разных народов в древнейшем искусстве развязывания языков никак не хотелось. Хотелось мгновенно испариться.