Он метнул голову на подушку, сразу полегчало, но вместе с резкой головной болью отлетел и сон. Приоткрыв один глаз, Иван Петрович взглянул на часы и ужаснулся. Где-то на другом конце города товарищ Пряхин уже готовился принять в свои объятия первых нарушителей трудовой дисциплины, а нарушители, подъезжающие к нужной остановке, уже облизывались при мысли о чашечке горячего кофе и шарили по карманам в поисках двушки…
11
Спасительная идея забрезжила перед Иваном Петровичем во время скоростного чаепития. Он ясно вспомнил, что именно в среду должен заехать на один из заводов за анкетами. Правда, после обеда, но это не столь существенно.
Иван Петрович сразу же выбежал к автомату и позвонил в отдел. Отдел собственным голосом Макара Трифоновича Филиппова ответил ему, что применять один и тот же прием два раза подряд некрасиво, и вообще… Однако посещение завода соответствовало графику, так что голос Филиппова в конце концов милостиво согласился.
Душа Ивана Петровича отчасти воспарила. На завод можно было не спешить — часок-другой наверняка оставался.
Крабов позавтракал остатками семейных запасов и решил немедленно идти в гастроном. В холодильнике воцарился прохладный космический вакуум. А полноценную жизнь следовало еще завоевывать, причем не позднее сегодняшнего вечера. И все дальнейшие размышления Ивана Петровича так или иначе связывались с планами стратегического маневрирования на тещиной территории.
И в этом вроде бы до предела насыщенном течении событий случилось с Иваном Петровичем нечто выдающееся.
Отоварившись в гастрономе бутылкой пива, хлебом и плавлеными сырками, он немного постоял за сосисками, но махнул рукой — долго. У кассы, где сидела Светочка, Иван Петрович выяснил, что кавалер ее окончательно бросил, а из одолженных сорока трех рублей вернул пока меньше половины, что грузчик Серега не дает ей теперь прохода, пристает с глупостями, но на его вечно подградусную физиономию смотреть противно. Обдумывая положение Светланы в социологическом аспекте, Крабов стал спускаться по ступенькам.
На последней ступеньке стояла девушка — в общем, довольно миловидное создание в красном беретике, — стояла и как-то неопределенно оглядывалась по сторонам. Проходя мимо, Крабов уловил поток простых мыслей, которые нетрудно было разгадать и без всякой телепатии.
Кто бы помог доволочь эту сумищу до остановки? Никто ведь не поможет. Хоть бы кругломорденький полюбезничал…
Что-то несвоевременное словно толкнуло Ивана Петровича под язык. Он подскочил к миловидной девушке и совсем не своим, разбитным тоном предложил:
— Хотите, помогу? Грешно ведь такими ручками таскать такие сумки…
Девушка, разумеется, удивились, и, разумеется, в глазах ее на мгновение вспыхнул огонек протеста. Но, видимо, Иван Петрович представлял собой достаточно безобидный тип приставалы — из тех, на которых воду возят, и поэтому девушка тихо ответила:
— Пожалуйста, если можете.
Сумка оказалась на самом деле не из легких, и жалкая авоська Ивана Петровича не могла составить ей никакого заметного противовеса. Отступать было поздно, тем более, что коммуникабельность миловидного создания стремительно возрастала.
— Это я тетушке везу, — защебетала она, — а другой ее племянник, но не мой родной брат, здесь работает. А вам не тяжело? А хотите, я вам палочку сухой колбасы устрою?
«У тетушки свадьба или просто зверский аппетит, — подумал Крабов, когда в полусотне метров от остановки автобуса ему безудержно захотелось бросить сумку. — Что я творю? Вместо того, чтобы сидеть на работе, разгуливаю с девчонкой, у которой наверняка есть парень — не мне чета. Ну и глупости, ну и глупости…»
Однако он героически довел девчонку до остановки и внезапно (уж не было ли замешано здесь его расщепенство?) спросил ее насчет свободного времени. Сразу же выяснилось, что у Лены — именно так ее звали — время есть, например, завтра она с удовольствием сходила бы на новый фильм в «Октябрь».
Легкая победа удивляет нас не меньше самого тяжкого поражения. Удивлению Ивана Петровича не дал развиться в неограниченное чувство восторга лишь подошедший автобус.
