— Ничего, — говорит бабушка. — Она еще не привыкла. А мы смотрим на нее, как на бегемота. Совершенно неприлично.
Она решительно идет к девушке, протягивая руку. Этот жест кажется той угрожающим — рука как нечто самостоятельное. Не связанное ни с телом, ни с лицом женщины, тянется к ней, увеличиваясь, словно намерена схватить…
— Мама! — кричит Сергей. — Погоди.
Девушка переводит на него взгляд. Знакомые глаза не страшны. Они единственное надежное и привычное здесь. Девушка сама делает шаг к Лебедеву.
— Она не кусается? — серьезно спрашивает Степан.
— Степа, как тебе не стыдно?! — возмущается бабушка.
— Она же испугалась, разве не видишь? — говорит Сергей. — Ну, иди же, тебя никто не обидит.
Девушка делает несколько шагов и замирает там, где кончается бетон и начинается трава, живая, опасная и незнакомая. Сергей садится на корточки, проводит по траве ладонью. Из травы выскакивает кузнечик. Девушка чуть вздрагивает и провожает его взглядом.
— Иди, — обращается к ней Сергей. — Иди спокойно и ничего не бойся.
Он сам идет к дому. Девушке нелегко дается первый шаг. Но она его делает, и быстро, не глядя под ноги, проходит к лестнице.
— Добро пожаловать в наш дом, — говорит робот Гришка.
Девушка не обращает на него внимания. Пройдя в дом, бросает взгляд на Сергея. Но тот не хочет помогать. Тогда девушка оборачивается к креслу в углу. Движения ее легки и неуловимы, и даже непонятно, как она вдруг оказалась в кресле. Подобрав ноги, сжалась комочком и замерла.
Сергей доволен тем, как прошли первые минуты в доме, и делает вид, что ему и дела нет до гостьи. Он обращается к матери:
— А где отец?
— Третьи сутки на биостанции. Какая-то эпидемия у кашалотов. Ты же знаешь, он сумасшедший. Из-за какого-то китенка готов забыть о доме. У меня насморк — это насморк, а у кита — катастрофа,
— Мама, не ворчи, — говорит Сергей. — Другого мужа тебе не нужно.
— Мог бы ради приезда сына…
— Я не обижаюсь, — говорит Сергей.
— А я обижена, — говорит Мария Павловна. — И не только на него.
— На меня тоже? — Сергей улыбается. — Как хорошо вернуться домой.
Он чуть поглаживает вазу с цветами на столе. Старую вазу с выщербленным краем.
— Степка, я тебе камень привез. Бранзулит. Он достает из кармана камень.
— Спасибо, — говорит Степан. Он держит камень на раскрытой ладони, и в камне текут, переливаются узоры.
— Вот именно, — поджимает губы Мария Павловна. — Камень.
— Мне больше ничего не надо, — говорит Степан. Мария Павловна, замечая, что глаза сына снова устремлены на девушку, замершую в кресле, не выдерживает:
— Ты весь в отца. Такой же эгоист. Тебя не было больше года, ты вернулся… Но я не верю, что ты вернулся. Твои мысли сейчас заняты этим существом. Оно тебе важнее, чем я. Да что я — оно тебе важнее, чем Степан.
— Ты не права, мама, — не соглашается Сергей. — Я вернулся домой, я очень стосковался по дому, по тебе, по Степану — по всем… Но у меня есть работа. Моя работа, понимаешь?
— Татьяна жалуется, что ты ей полгода не писал.
— Писал. Мама, эту ракушку отец с Явы привез?
— Ничего подобного. Ее привезла я… Ты меня перебил. О чем я говорила?
— О моей работе.
— Нет, о Степане. Ты совершенно забыл, что у тебя есть сын. Ты встречаешься с ним раз в год, привозишь ему дурацкие камни! А у него переломный возраст, он грубит преподавателям.
— Переломный возраст у меня позади, ты просто не заметила этого, бабушка, — говорит Степан. — Тебе кажется, что мне все еще десять лет.
Сергей направляется к лестнице на второй этаж. Жестом останавливает девушку, вставшую было с кресла. Затем открывает дверь в комнату Татьяны, своей жены.
— Она поживет здесь, у Тани.
— Ну вот. — Бабушка разводит руками. — Ты хоть понял, о чем я говорила?
— Да, мама, — говорит Сергей. — Вечером приедет техник и поставит на окно защитное поле.
— Сережа, ты превращаешь наш дом в полигон! Я слышала, что говорила Надежда. По-моему, она совершенно права. Ты сам боишься этого монстра.
— Нет. — Сергей возвращается на лестничную площадку. — Просто я должен предусмотреть некоторые элементарные вещи.
— Потому что боишься?
— Потому что она может испугаться. Ты забываешь, мама, что она страшно одинока здесь… Совсем одна. И если мы не станем для нее близкими, она может погибнуть.
