Скука в основном была главной причиной, толкавшей ее энергичную натуру на поиски объектов для насмешки. Кларисса остановилась у одной из колонн зала и, прикрывая ладошкой зевок, скользнула придирчивым взглядом по соседней стене. Внимание ее привлекла довольно необычная картина: красивая обнаженная девушка слилась в любовном экстазе с омерзительным крылатым драконом, почти вдвое больше ее самой. Приглядевшись повнимательней, Кларисса увидела, что на самом деле ничего омерзительного в драконе не было. Напротив, он был очень даже симпатичен, просто сама картина казалась достаточно абсурдной, чтобы попасть под острый язычок Клариссы.
— Посмотри, Марго. Какая ужасная пошлость: картина откровенного прелюбодеяния девушки и мифического существа. Должно быть, у автора больная фантазия.
— Драконы исчезли пару веков назад, — согласилась тетка и с интересом посмотрела на картину.
— Что ты, дорогая, неужели ты всерьез веришь в эти сказки? Драконов нет, и никогда не было. Как и любви между этой красавицей и мерзким чудовищем.
— Картина написана с натуры, — неожиданно раздался слегка дрожащий старческий голос.
Кларисса оглянулась и увидела рядом дряхлого сгорбленного старика с длинными, совершенно белыми волосами. И только глаза его — ослепительно синие — показались ей удивительно молодыми.
— Неужели ты скажешь, старик, что видел живого дракона? — рассмеялась Кларисса.
— Картину написал мой дядя Эйнольс. Ей уже более трехсот лет.
— Надо же, — продолжала веселиться наследница Торнвилля, — А сколько лет тебе, художник?
Старик ничего не ответил, только снял картину со стены и стал смотреть, держа перед собой обеими руками. Кларисса, пересилив гордость, стала рядом, пытаясь заглянуть ему через плечо. На удивление старик оказался высоким, так что ей пришлось прижаться щекой к его рубашке, чтобы видеть картину. Кларисса заранее сморщила нос, ожидая, что сейчас повеет старческим смрадом, однако от художника пахло лишь красками и полевыми цветами, которые охапками тащили деревенские парни своим неприхотливым возлюбленным.
Вблизи картина оказалась совершенно иной, чем показалась Клариссе на первый взгляд. Поза, в которой замерли незадачливые любовники, поражала страстью, сквозившей в каждом изгибе застывших тел. Глаза девушки были закрыты, но на лице написаны радость и сладостная истома. Дракон прикрывал своим изогнутым хвостом ее грудь и бедра, а во взгляде его было столько любви и нежности, что Кларисса замерла, пораженная тем, как искусно мастер сумел передать чувства влюбленного чудовища.
Краски не просто лежали на холсте, укрощенные талантливой рукой гения. Они жили, они играли, и картина дышала, пылала чувствами и говорила на давно забытом языке, рассказывая восторженному слушателю свою сокровенную тайну…
* * *
Далеко-далеко, до самых истоков уходящих в туман скалистых гор простиралось царство Даллиаров. Это было еще в те времена, когда жители помнили, откуда они пришли в это странное царство, и кем они становились, когда вновь покидали его пределы.
Тогда Земля Первозданная была еще открытой, но даллиары не слишком часто наведывались к простым людям. Им было хорошо здесь, на этой цветущей земле.
У даллиаров была собственная культура: более мягкая, более искусная и требовательная, чем у людей первозданных, потому что даллиары были сильны, но не слишком тщеславны, и поэтому более свободны и независимы, чем первозданные, чьи умственные способности изрядно затормаживались непрекращающейся борьбой за власть.
И все же Земля Первозданная была прекрасной, манящей, сулящей призрачную свободу, ибо даровала даллиарам не столько каменистую почву, сколько бескрайний небесный свод…
В глубине прохладного грота, скрываясь от полуденной жары, удобно расположились за дружеской беседой несколько молодых даллиаров. Несколько парней и девушек вели непринужденный разговор, часто прерываемый взрывами дружного смеха.
Несмотря на полную увлеченность этим милым занятием, молодые люди сразу заметили, как на пороге грота появился гость. Это был Тарьял, младший сын советника. Тарьял никогда не появлялся просто так: он всегда приносил только важные новости. Но в этот раз лицо его было веселым.
