— Это что! Ее счастье, что она воспитывалась в миссии, — ответил Мэйлмют Кид. — Это от ношения тяжестей на спине, — пояснил он, — от ремешка, который затягивается на голове. У других индианок это еще сильней выражено. Ей же пришлось таскать на себе тяжести только после того, как она вышла замуж, да и то лишь на первых порах. Впрочем, они с мужем хлебнули горя — они ведь были на Сороковой во время голода.
— Как бы нам избавить ее от этой привычки?
— Сам не знаю. Разве что попробовать выгуливать с ней каждый день часа по два и следить за тем, как она держится при ходьбе? Хоть немножко да поможет. Верно, Магдалина?
Молодая женщина молча кивнула в ответ. Раз Мэйлмют Кид, который знает все на свете, так говорит, значит это так и есть. Вот и все.
Она подошла к ним — ей не терпелось продолжать прерванные занятия. Харрингтон внимательно разглядывал ее, по статям, как осматривают лошадь. Должно быть, он остался доволен осмотром, так как спросил с неожиданным воодушевлением:
— Так что же взял за вас этот старый оборванец, ваш дядька, а?
— Одно ружье, одно одеяло, двадцать бутылок виски. Ружье поломанное. — Последние слова она произнесла с презрением; видно, ее возмущало то, как низко оценили ее девичество.
Она неплохо говорила по-английски, переняв все особенности речи своего мужа, но все же не совсем без акцента, отличающего индейцев, с их характерным тяготением к причудливым гортанным звукам. Ее учителя занялись и этим и, кстати сказать, весьма успешно.
В следующий перерыв Принс обратил внимание своих товарищей еще на одно обстоятельство.
— Послушайте, Кид, — сказал он. — О чем мы с вами думали? Нельзя же в самом деле учиться танцевать в мокасинах! Обуйте ее в туфельки да выпустите на паркет — тогда она вам покажет!
Магдалина приподняла ногу и стала с удивлением разглядывать свой бесформенный мокасин. В прежние годы она танцевала точно в такой обуви и в Серкле и на Сороковой Миле, и тогда это никого не смущало. Теперь же… Ну, да Мэйлмют Кид знает, что годится, что нет.
Мэйлмют Кид, конечно, знал; кроме того, он обладал хорошим глазомером. Надев шапку и натянув рукавицы, он отправился с визитом к миссис Эппингуэлл. Муж ее, Клоув Эппингуэлл, крупный государственный чиновник, имел вес в обществе. Как-то на губернаторском балу Кид приметил изящную маленькую ножку миссис Эппингуэлл. Кид знал, что миссис Эппингуэлл не только хороша собой, но и умна. Поэтому он не постеснялся обратиться к ней за небольшой услугой.
Когда Кид вернулся, Магдалина на минутку удалилась в смежную комнату. Когда же она вышла, Принс чуть не подскочил от изумления.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Кто бы мог подумать! Вот бесенок! Да у моей сестры…
— Ваша сестра англичанка, — перебил его Мэйлмют Кид, — и нога у нее английская. Род же, к которому принадлежит эта девушка, отличается маленькой ногой. Мокасины лишь сделали ее ступню чуть пошире; а так как ей не приходилось в детстве бегать за собачьей упряжкой, ноги ее не изуродованы.
Но такое объяснение ничуть не умалило восторга Принса. Харрингтон же, человек практический, глядя на изящную ступню с высоким подъемом, невольно вспоминал гнусный прейскурант: «одно ружье, одно одеяло, двадцать бутылок виски».
Магдалина была женой короля, у которого сокровищ хватило бы на двадцать красоток, разодетых по последней моде, однако она никогда не носила никакой обуви, кроме мокасин, сшитых из дубленой лосевой кожи. Она не без трепета посмотрела на свои ноги, обутые в белые атласные туфельки, но тут же прочла восторг, чисто мужское восхищение в глазах своих друзей. Лицо ее залилось горделивой краской. На миг ее опьянило это впервые испытанное чувство собственного обаяния, затем она пробормотала с еще большим презрением, чем прежде: «И одно ружье — поломанное».
Тренировка продолжалась. Каждый день Мэйлмют Кид совершал с молодой женщиной длительные прогулки, чтобы выправить ее осанку и приучить ее к короткому шагу. Риск, что ее узнают, был невелик, так как Кел Галбрейт и другие ветераны затерялись в многолюдной толпе новичков, нахлынувших на страну. К тому же изнеженные женщины Юга ввели обычай носить парусиновые маски, чтоб защищать свои щеки от острого жала северного мороза, от его жестоких ласк. Мать, повстречавшись на тропе с родной дочерью, закутанной в беличью парку, в маске, скрывающей лицо, прошла бы мимо, не узнав ее.