Прокравшись по выщербленным ступенькам в подвал, учитель почувствовал запах дорогих сигар и хорошо выдержанного швейцарского сыра.
– Вот ведь живут, бездельники, – пробормотал он.
Этот подвал был грязнее любой забегаловки. Среди большинства нью-йоркских крыс не считалось зазорным мусорить там, где ешь. Наоборот, швырнуть изящным движением шкурку от салями на пол – это, по мнению местных грызунов, было признаком утончённых манер.
– Ох! – воскликнул Сплинтер, поскользнувшись на недоеденном бутерброде с зернистой икрой.
– Опять ты мне на завтрак подала непрожаренную форель! – из ближайшей норки доносились звуки нешуточного семейного скандала.
– Вот она, нелёгкая жизнь глубинки, – туманно пошутил учитель. Он поднялся на ноги и пошёл дальше, вспоминая номер норы своего знакомого Фыр Гаубица.
Когда-то Фыр Гаубиц плавал на кораблях устричных пиратов в Гудзоновом заливе. В то далёкое время он был отчаянным рубахой-парнем. Сплинтер познакомился с ним в одном трюме, до отказа забитом вкуснейшими устрицами и сардинами, которые через полчаса должны были попасть на утренний рынок в одном из портовых городов. Фыр принял тогда Сплинтера, как дорогого гостя и, несмотря на то, что в Штатах и Канаде в то время свирепствовал очередной экономический кризис, до отвала накормил его отборными лакомстами… Потом этот рубаха-парень вдруг занялся торговлей и, неудачно вложив сбережения в партию сырных обрезков с истёкшим сроком годности, вчистую прогорел. Сплинтер в это время отвоевал два места в трюме пассажирского лайнера, отправлявшегося на Гватемалу и предложил Фыр Гаубицу плыть вместе.
– И от кредиторов своих заодно скроешься, – убеждал Сплинтер друга.
– Нет, – подумав, ответил Фыр. – Знаешь, в таком городе, как Нью-Йорк, игра всегда идёт по-крупному. И я не теряю надежды, что мне выпадет очко. А Гватемала… Это, конечно, хорошо. Я туда обязательно с тобой поеду. Но только когда заработаю свой первый центнер копчёного сала.
Так они расстались и не виделись много-много лет. Сплинтер вновь встретился с Фыр Гаубицем совсем недавно, теперь уже в качестве просто знакомого. Тот и в самом деле дождался своей удачи. Его нора находилась в приличном доме (о котором мы уже говорили), он поставлял крупные партии кукурузы в Советский Союз и на остров Пасхи, питался исключительно в погребах хороших ресторанов и занимался благотворительностью. К нему в нору два раза в неделю приносили относительно свежую прессу, которую местные мыши за небольшую мзду таскали из китайского ресторанчика неподалёку. Китайцы заворачивали в эти газеты рыбу и потому, просмотрев новости, Фыр Гаубиц обычно с удовольствием съедал это чтиво.
Сегодня Сплинтер надеялся успеть до того, как пресса будет проглочена и запита банкой прохладного пива.
– Ага, – произнёс он, рассматривая норку под номером 56. На двери была сделана прорезь для газет. Никто из Нью-йоркских крыс, насколько учителю было известно, не интересовался газетами.
– Если не здесь, то, значит, нигде, – рассудил Сплинтер и потянул за пеньковую верёвочку, какими обычно перевязывают колбасы на мясокомбинате. За дверью раздался мелодичный звонок.
– Да! Входи! – послышался бодрый голос Фыр Гаубица.
Сплинтер открыл круглую дверь и вошёл. Его бывший друг сидел в кресле, вылепленном из хлебного мякиша и листал вчерашний номер «Вашингтон пост», светящийся насквозь от обильных жирных пятен.
– Вот это сюрприз! – воскликнул Фыр. – Вот это гость! Проходи, Сплинтер! А у меня как раз завалялась мензурка с прекрасной тормозной жидкостью. У нас на Строубери-стрит это сейчас последний писк!
– А ты совсем неплохо устроился, – заметил учитель, присаживаясь на соседнее кресло. – Давно приобрёл гарнитур?
– Хо! Я эти гарнитуры меняю каждую неделю, – отмахнулся Фыр, вставая и направляясь к коробке из-под шоколадных конфет, в которой у него хранились горячительные напитки. – А ты все учительствуешь?
– Учительствую помаленьку, – отозвался Сплинтер. Он с сожалением поглядывал на располневшую фигуру бывшего устричного пирата.
– И как?
– По крайней мере на меня не устраивают облавы и не травят мышьяком.
