— Тебе важно знать вот что: будь как можно осторожнее, князя береги, но против воли его не иди! — Стрыйдовг заглянул в глаза Вершиславу, прямо в душу залез, до дна.
— Да я и так…
— Ты и так! А против воли его не иди! — перебил грозно волхв.
— … За что ругаешь не пойму… — смутился Вершко.
— Ругаю тебя не «за что», а наперёд, чтобы не помыслил иначе, когда час решительный настанет.
— А когда я князя не слушал? Чего вдруг?.. — не мог смириться Вершко.
— Ты, Вершислав, — опять рот ему заткнул старый волхв, — Буривоев сын, Браниборов брат, княжеский наперсник, за жизнь князя наиближний ответчик. У тебя особый голос — в лихой час ты нечаянно князя можешь перевесить своим голосом! А не можѝ!! Княжий голос мудрее твоего! А вот упорства у князя нашего, может статься, поменьше твоего будет. Княжье слово блюсти, как первейшее! Тебе мой наказ!
Вершислав стоял как вкопанный, как по голове пыльным мешком набитый. Обезкураженный.
— Прости, волхв, ежели виноват в чём… — выдавил из себя.
— Не виню тебя, — голос волхва помягчел, — а предупреждаю от ошибки, что может стать роковой для всех. — Он оглядел Вершко с ног до головы и обратно, и под этим взглядом Вершко как-то расслабился, а то и вовсе показалось, что Стрыйдовг его за врага держит.
Волхв поднял руку к небу, будто взял что-то оттуда, и это что-то на грудь Вершко приложил мягко, «Храни тебя Род!» Несмотря на жару, показалось — тепло от руки. Совсем у старшины от сердца отлегло, аж улыбнулся.
Старый волшебник улыбнулся в ответ одними глазами. И стал, было, разворачиваться уйти. Но замер на миг, обернул голову вполоборота назад:
— Звезду-то из сапога вынь, да на шею повесь — там ей лучшее место… и помни!.. — и пошёл… дальше по своим делам.
Вершко с округлёнными глазами постоял-постоял, тряхнул головой, лоб вытер, сказал потихоньку: «У-ух!» — и тоже пошёл.
Широко, по-удалому пошагал до дома. С булыжной мостовой у княжьего дома на гулкие досчатые настилы, а потом на песчаную утоптанную дорожку. Мимо знакомых, которым всем здравия пожелал раз двадцать, мимо ватажки малышей — дружинных детей, проскакавших верхом на палках-кониках с палками-мечами. С пригорочка хорошо видно, как на широком плацу у Северных ворот две сотни оружный строй оттачивают то рядами набегают, то в круговую оборону встают. Что-то их пожалели сегодня ради жары — даже без кольчуг. А рядом сотня могучего Судислава, вооружённая длинными топорами, берёт на приступ стену ростовых щитов и копий, которыми управлялась сотня под началом небольшого и очень быстрого начальника Ставра. Треск стоит. Опасная игра.
Позвякивая ножнами, пружинисто вспрыгнул одним скоком на крылечко в три ступени. В дверь выскочила Радуница, Вершкова жена, бросилась на шею и целовала лицо и лоб, и усы:
— Наконец-то, мой Ладушка приехал!.. Так боялась за тебя!..
— Чего же за меня бояться?..
— Ах ты недогадливый! — посмотрела в глаза Радуница. — Вдруг бы вора не поймали! Вдруг бы ранили тебя или… о-ой… думать страшно!
— Ну, я же не сам-один его ловил! Ты помысли: даже если бы только с Брывой мы были вдвоём, мы бы с ним запросто целый десяток перемогли!
— О-ой, не хвастай! На всякую силу есть пересилок!
— А мы бы хитростью!
— С Брывой-то?.. И на хитрость находиться перехитрие.
— А мы бы ловкостью!
— О-ой, что и делать! Как мальчишка маленький! — мудрые глаза сделались у Радуницы.
— Ну ты же меня такого и полюбила! — смеётся в усы Вершко.
— Муж мой, проходи в дом, садись за стол… Ты мой Свет Белый, за тобою ничего другого не вижу…
— Выходит плохо тебе, красавица? — стоя на крыльце, прижал к себе жену Вершко.
— Нет, мне очень хорошо!.. Только вот…
— Что не так?
— … Я лучше в Деречин поеду.
— Почему?.. Ну-ка посмотри на меня… ну, не прячься, Радушка…
— Не знаю… там родители наши… там все в куче, веселее…
— А ну посмотри на меня. Что в глазах у тебя? Кто тебя напугал?
— За тебя боялась.
— Ещё что случилось?
— Не случилось ничего плохого.
— А что в глазах у тебя??!
— … Гордей мимо ходит.
— И что творит?
— Ничего не творит, просто ходит туда-сюда, то посмотрит, то поздоровается.
— Ну, за посмотр и поздоровканье ещё бить рано. — это так пошутил.
