Николя собрал со стола бумаги и протянул их Сартину.
— Имейте в виду, месье, эту новость будет трудно скрыть. Слухи о ней уже прошли в Опере и перекинулись в город. Скоро они дойдут до двора. Конечно же обо всем доложат принцессе, каждый своими словами. Дюжине людей уже обо всем известно: полицейским, слугам виконта и слугам его соседей. Эти слухи никто не в силах остановить, и скоро они вырастут до невероятных размеров… Болтунов хлебом не корми, дай только разнести такую новость…
Месье де Сартин мерил шагами комнату.
— К чему весь этот разговор и какими путями мы сможем выбраться из лабиринта? Что вы предлагаете делать?
— Я думаю, месье, что нам следует без огласки и объяснений причин этого несчастного случая, перевезти тело виконта в Басс-Жеоль, в Шатле, чтобы произвести вскрытие в обстановке полной секретности. Это решение позволит нам выиграть время.
— А спустя несколько дней мы окажемся в центре скандала, который обрастет еще тысячей слухов. И я догадываюсь о той роли, которую вы, несомненно, уготовили для меня: объявить графу Рюиссеку, что я передал тело его сына в анатомический театр. Ради бога, предоставьте мне более убедительные аргументы.
— Я не думаю, месье, что вы не понимаете всей важности моего предложения. Если я настаиваю на вскрытии тела виконта де Рюиссека, то делаю это только для того, чтобы сохранить его доброе имя и честь семьи, ибо я уверен: вскрытие покажет, что он был убит.
Правда — возможно, ты не захочешь ее выслушать; но я и не собираюсь говорить ее сейчас, ничего страшного не случится, если я открою ее тебе в следующий раз.
Квинт Курций
На это заявление, высказанное спокойным и уверенным тоном, месье де Сартин ответил не сразу. Тень сомнения читалась на его лице. Он глубоко вздохнул, сложил руки и, откашлявшись, наконец заговорил:
— Месье, серьезность вашего заявления могла бы повергнуть меня в совершенное замешательство, и моей первой мыслью, не скрою, было разжаловать вас в штатские. Но тут я вспомнил, что в ваши обязанности входит именно расследование экстраординарных дел. К тому же ваше предположение лишило меня покоя. Как обычно, вы мало что мне объяснили, не осветили своей волшебной лампой истину, которая до поры до времени видна только вам…
— Месье…
— Нет-нет, я вас не слушаю и не собираюсь больше слушать. Вы — комиссар и магистрат, и именно вам я поручаю это дело. Я ухожу, оставляю вас, меня это дело более не интересует! И не пытайтесь втянуть меня в вашу сложную цепь доказательств, в чем вы так преуспели, ведь вы думаете, что знаете все лучше всех. Правы вы или ошибаетесь? В данный момент это неважно. Я покидаю вас и еду в Версаль, чтобы заняться там самыми неотложными делами. Я заранее доложу обо всем месье де Сен-Флорантену, чтобы хоть как-то оградить себя от бури нападок, которую, несомненно, обрушит на меня граф де Рюиссек. Но в этой игре у нас есть один козырь. Мадам Виктория недавно назвала нашего министра дураком; как обычно при дворе, ему об этом доложили, и теперь, обычно скромный и нерешительный, он не упустит случая доставить себе удовольствие, заперев ее сестру Аделаиду и поговорив с королем о здравомыслии. И он не потерпит, если кто-то станет препятствовать ему в исполнении его обязанностей. Нет-нет, не перебивайте меня…
Николя перебил генерал-лейтенанта:
— Вы не застанете месье де Сен-Флорантена в Версале.
— Как это, о ком вы говорите?
— О министре, месье.
— Значит, вы не только единолично принимаете решения по делу о самоубийстве, но и утверждаете, что вам известно, где сейчас находится министр?
— Я ваш ученик, месье, и ваш покорный слуга. Мне известно все, что происходит в Париже; обратное означало бы, что я плохо справляюсь со своими обязанностями, и тогда вы могли бы упрекнуть меня за неведение и малое усердие. Итак, я могу сказать вам, что мадам де Сен-Флорантен этим вечером навещает королеву, ведь она ее любимая наперсница. Что до министра, он выехал из Версаля около трех, под предлогом того, что будет сопровождать мадам Аделаиду в Оперу, на самом же деле он отправился навестить прекрасную Аглаю.
