Разряжая темноту, у подъезда бегали и лаяли не менее них перепуганные дворняжки, в след послышалось шипение убегающей от них кошки. Микрорайон неохотно в испуге просыпался. Кто-то кричал с балкона в истерике: «Вызовите милицию, кого-то убили!..»
На что, словно, кто-то услышал где-то там наверху. Сразу же поднялся ветер. Разразилась молния, гладь неба задергалась в конвульсиях. Из-за сплошной завесы ночи, начался ливень, что был как никогда, кстати, поспешно стирая с земли негатив эмоций…
…А в это время в застенках тюрьмы тоже происходило нечто необъяснимое, что лишний раз подтверждало, что все мы ходим под одним Богом…
За зарешеченным окном прогремел с неимоверной силой гром.
Виталий, находясь в камере, сгруппировавшись, сидел на цементном полу, не мигая глядя в одну точку. Сверху с потолка от конденсата подали капли собравшейся влаги. Он, встав в полный рост, стал ждать падения следующей капли. Она упала на темечко, как «приговор», тяжело воспринимая такое решение, а это именно так воспринял Виталий, как волю свыше, а не иначе, не в силах принять это, внутренне сгорая, как свеча, закричал во всю мощь:
– НЕ-ЕТ!.. НЕТ!..
По щекам лились слезы, внутренний голос, вырвавшийся изнутри, как-то металически звучащий резко оборвался. Сосед, открыв глаза, считая, что тот всё же псих, накрывшись с головой одеялом, продолжил свой сон.
Отец Эммы, находясь у дочери, прибывая в муках, ходил, молча по залу.
Он сейчас разрывался на двоих, на мать и дочь. Первая после всего случившегося лежит с инсультом в больнице. Его не радовал солнечный день за окном, его душу поглотил мрак – страх и боль.
Подойдя к «стенке», с болью посмотрел на фото, которые стояли на полке. На них счастливые – Аллочка, Артур, Игорь. Он, с волнением взяв их в руки, прижал к груди. Тяжело вздохнув на ватных ногах, направился к креслу. Сев, всё также прижимая фото, закрыв глаза, заплакал, не стесняясь своих мужских слез. Он погрузился в недавнее прошлое, где все они были вместе. Он и внуки…
…Вспоминая, как они любили ходить на местный стадион, там детская площадка, где каждый мог заняться тренировкой. Дед с внуками частенько ходил на площадку. Он подарил им ролики, там и учил их на них кататься.
Аллочка училась – легко и быстро, тогда как Артур постоянно падал, поэтому ездил в наколенниках и шлеме, это придавало ему серьезный вид. Аллочка всегда над ним посмеивалась, показывая «класс», обычно старательно выписывая фигуры, объезжая деда и Артура, хвастаясь, что она скоро станет известной фигуристкой. На что дед, кричал, – Смотри не упади, чемпионка, а то мне тогда от дочки достанется:
– «По полной!»
– Не подведи Деда!
Устав дед садился на лавочку, разгадывая кроссворд, искоса следя за детьми, частенько бросая на них суровый взгляд, чтобы те не расслаблялись, не баловались и не ссорились. Изредка, кидая в их адрес:
– Ай, да, Молодца!
За этим его порой заставала Эмма, в насмешку с укором поддев:
– Так вот ты чем занимаешься?! Воспитатель!
На что дед оправдывался:
– Да, я это, только вот присел, замаялся, не спортсмен я уже, под семьдесят.
Та, сияя, обнимала, радуясь за детей, говорила:
– А наши и вправду – молодцы! У Аллочки, вон какая координация хорошая!
Дед с блеском в глазах вставлял:
– Чемпионка! Быть ей звездой льда!
Эмма подмечала:
– Ну, она у нас настоящая Пацанка!
Артурчик тоже старался, но получалось не так, как всем и ему хотелось бы. Дед заступался:
– Так малец же!.. Годки наберет и Аллочку в три счета сделает. Пацан!.. С гордостью, – В меня и в Игорька! 2х1!..
В такие моменты Аллочка, подъезжая, обычно плюхаясь на скамейку, смеялась над Артуром, тот с обидой тоже подкатывал к ним. Дед заступаясь, урезонивал внучку:
– Разве можно над младшими смеяться?! – грозя пальцем. – Вот подрастёт, косы тебе надерёт!
На что Аллочка реагировала по-своему, целуя деда в щеку, убегала, показывая язык Артуру.
Как давно все это было, но как вчера.
Помнится, по осени записали Аллочку на фигурное катание в ДЮСШ, ей было 6 лет, так что сама ходила на тренировки и носила в рюкзаке коньки, была сама самостоятельность, взрослая. Была не по-детски выносливая, ни разу не пропустила тренировки. Одна Эмма считала ее маленькой, переживала по поводу и без повода.
