Я должен был сразу войти и предстать перед Матриархом, как того требовали обычаи и традиции, но я никогда не любил делать то, что должно… И поскольку я всё ещё был более чем раздражён и обижен тем, что меня так неожиданно вызвали обратно, я решил, что Матриарх может подождать, пока я немного прогуляюсь.
Я повернулся спиной к входной двери, беззаботно напевая, и прошёлся мимо многочисленных арочных и витражных окон в передней части дома. Я чувствовал их присутствие, как давление множества наблюдающих глаз, поэтому я решительно смотрел прямо перед собой. Гравий громко хрустел под ногами, когда я направился мимо восточного крыла, обогнул угол и впервые улыбнулся, увидев старую семейную часовню.
Она была чётко отделена от остальных зданий и скрыта от посторонних глаз - приземистое каменное здание с крестообразными окнами. Она выглядела как Саксонская, но на самом деле была причудой восемнадцатого века. Теперь у семьи есть своя часовня внутри Холла, приятная, спокойная и милостиво многоконфессиональная, а старое здание было оставлено гнить. В настоящее время его занимает призрак семьи, Джейкоб Друд, - старый, закоренелый и сварливый козёл. Он мой пра-пра-прадед, я думаю. Генеалогия никогда не была моей сильной стороной. В целом, моя семья не поощряет пребывание призраков, иначе бы мы погрязли в них. Если кто-то из них всё же возвращается в особняк, потеряв жизнь на фронте, их быстро отправляют в Загробный мир. Семья смотрит строго вперёд, она не оглядывается назад, и в Холле просто нет места для сентиментальности. Джейкобу позволили задержаться в часовне по каким-то техническим причинам, которые я никогда не понимал, в основном потому, что те немногие люди, которые знают, просто слишком смущены, чтобы говорить об этом. У всех семей есть странный скелет в шкафу, и у нас есть Джейкоб. Семья демонстративно не общается с ним в течение многих лет, и ему всё равно. В основном он просто сидит в своём призрачном нижнем белье, просматривая воспоминания о старых телевизионных шоу на телевизоре без начинки. Время от времени он призрачно следит за тем, чем занимается семья, просто потому, что знает, что не должен этого делать.
Мы с Джейкобом всегда прекрасно ладили. Мне было восемь лет, когда я открыл его для себя. Кузен Джордж бросил мне вызов - заглянуть в окно запретной часовни, а я никогда не мог устоять перед вызовом. Меня поймали (разумеется), наказали (разумеется) и сказали, что часовня и её обитатель строго по запретом. После этого я едва дождался встречи с ним. Я просто знал, что мы будем родственными душами. Поэтому я улизнул той ночью и фактически устроил засаду старому призраку в его же логове. Он предпринял несколько неловких попыток отпугнуть меня, но его сердце не лежало к этому. Он долго ждал, когда в семье появится ещё одна чёрная овца вроде него. Мы быстро прониклись взаимной симпатией, и после этого никто не мог разлучить нас. Семья попыталась, но Джейкоб вышел из часовни и направился прямо в личные покои Матриарха, и что бы там ни было сказано, после этого мы двое были предоставлены сами себе. Джейкоб был, пожалуй, единственным настоящим другом, который у меня был в то время; и конечно, единственным, кому я мог доверять.
Он поддерживал меня во всех моих ранних бунтарствах и был единственным, кто всегда был на моей стороне. Именно он сказал мне убираться, при первой же возможности. Он принял меня; сказал, что я напоминаю ему его самого в подростковом возрасте. Что на самом деле было довольно тревожно.
Часовня выглядела такой же приземистой и уродливой, как и всегда: нетёсаные камни, скрытые под густым плющом, который угрожающе зашевелился и закрутился, когда я подошёл к открытой входной двери, - часть системы раннего предупреждения Джейкоба. Я погладил плющ и ласково с ним поговорил, и он снова расслабился, когда узнал мой голос и вспомнил. Дверь, как всегда, была полуоткрыта, и я уперся в неё плечом. Тяжёлое дерево громко заскрежетало по голому каменному полу, подняв облако пыли. Я несколько раз кашлянул, чихнул и заглянул во мрак. Ничего не изменилось. Скамьи всё ещё были сложены у дальней стены, дабы освободить место для огромного чёрного кожаного откидного кресла Джейкоба, а рядом с ним стоял старомодный холодильник, который почему-то всегда был полон неземной выпивки. Перед креслом стоял массивный старый телевизор, на котором были навалены настоящие кроличьи уши в качестве приёмников - усилители. Джейкоб не оглянулся, когда я подошёл. Он безвольно развалился в своём огромном кресле, серая истончённая фигура, которая то появлялась, то исчезала, когда его концентрация ослабевала. Он выглядел старше смерти, его лицо было покрыто множеством морщин, костлявый череп украшали лишь несколько длинных прядей волос.
