— Смекалистый, — похвалил Федор. — Айда, соловьи-разбойники1
Разместились на солдатских нарах, закурили.
— А теперь, — сказал Федор, — у кого поджилки трясутся при словах «тюрьма», «полиция», «казаки»—в сторону! Трусы не для революции.
Таких не нашлось.
— Добро, — кивнул Федор. — Будем считать, что познакомились. А вот вы... — глянул он на двух молодых рабочих. — Как вас звать?
— Володька Кожемякин, — сказал один быстроглазый. — Ученик слесаря... — и толкнул в бок друга. — А это Федька Табачников. Вы не сумлевайтесь: мы надежные.
— Посмотрим. Давайте решать: кому что поручим.
Паровозостроительный оставили за Артемом и Сашкой Рыжим.
Лазько и Кожемякин пойдут на Гельферих-Саде, а студент Михаил Доброхотов — он тоже был на митинге — и слесарь Табачников организуют митинг на заводе Пильстрема.
Здорово! Значит, сперва забастовки, а потом и восстание.
— Дело идет к этому, — подтвердил Федор. — Встретимся здесь и завтра?
— Давайте лучше у меня дома, — заметил Лазько.
— Далеко живешь, — возразил Проша Зарывайко. — Может, к вам будем захаживать, товарищ Артем?
Сергеев почесал за ухом.
— Я пока без пристанища. Нельзя ли, ребята, — здесь на окраине снять комнатушку? Конечно, у надежного человека и чтобы от полиции было легко смыться. Не люблю, признаться, фараонов.
Все рассмеялись, а Табачников обрадованно предложил:
— Хотите ко мне на Молочную? У бати старые счеты с жандармами... Жить будете как у Христа за пазухой!
— Придумал! — возмутился Корнеев. — Хороша «пазуха» — рядом казармы Старобельского полка! Хата неконспиративная, — заключил молодой подпольщик, раньше Артема присланный сюда из Екатеринослава.
— Беру к себе! — заявил Володя Кожемякин. — На Корсиковскую. Дядька мой человек добрый, комната просторная, а в ней только я да мои дружки — Петро Спесивцев и Сашка Васильев. Они тоже за революцию.
— А для меня там уголка не найдется? — спросил Митя Доброхотов. Небритый, в шинели с оборванными пуговицами, похож на «вечного студента». — Тоже ночую где попало...
— Могу еще трех-четырех взять, — обрадовался Кожемякин.
В глазах Сергеева вспыхнул острый интерес:
— Пять постояльцев? А давайте-ка жить коммуной! Все общее — заработок, харчи, одежка и вечерние беседы по душам. И кто без работы окажется — с голоду не помрет.
И Володя Кожемякин повел товарищей к себе на Корсиковскую, 21. Его распирало от счастья. С ним будет жить не только студент Доброхотов, но и сам Артем! А о коммуне он слышал и от своего друга — Сашки Васильева. Значит, о таком не только в книгах пишут?
Федор долго нажимал на кнопку — три длинных условных звонка. Час поздний, но Стоклицкая не должна еще спать.
Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и показалось бледное лицо Мины. В руке свеча, сквозняк шевелит язычок пламени.
— Не ждала я тебя сегодня, Артем.
— Есть новости от наших, из-за рубежа?
— Одну посылку получила, да и ту еще не распечатала. Не спит Сережка!
На окнах кабинета тяжелые шторы. Свеча горит слабо, но Стоклицкой все кажется, что свет из ее комнаты виден со двора.
Мина вносит в кабинет таз с водой и протягивает от стены до стены тонкий шпагат. В темном углу человеческий скелет, и гость щелкает его по лбу. Молчит, свидетель!
У окна письменный стол на пузатых ножках, шкафы вдоль стены. На полках медицинские справочники, стеклянные банки и пузырьки. Федор задумчиво щурится. А что, если?.. Тем более что в аптеке работает Алик, брат мужа Стоклицкой. Но согласится ли Мина? Если охранка докопается — ей грозит виселица.
— Начали? — опускается Мина на корточки у таза. На полу толстые альбомы. — Надень, Артем, фартук!
— Пустяки. Одежка у меня затрапезная.
Стоклицкая с треском раздирает альбом и погружает в таз отдельные листы картона с наклеенными литографиями.
Виды Швейцарии. Женевское озеро, Савойские Альпы на заднем плане. Чистенькие, уютные города со свободными гражданами. Женева... Раньше там печаталась ленинская «Искра», а когда меньшевики после Второго съезда завладели ею, Ленин стал издавать новую газету — «Вперед». Третий месяц большевики России получают ее из-за границы.
Отклеивая картинки и расслаивая картон, Федор извлекал из него мокрые газеты на тонкой бумаге. Досадно — гибнут прекрасные литографии! Особенно хороша «Долина Николайталь с курортом Пермат». На переднем плане разлив синих цветов. Крокусы, что ли?
